Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего вы хотите? — Уже с дрожью в голосе вопрошала надежда и оплот порядка и респектабельности.
— Я хочу продолжать работу. Но если вы решили меня лишить её, сформулируйте причину, как она есть.
— Но вы же сами… — директриса была не на шутку испугана спокойствием и решимостью историка, — сами хотели написать заявление по собственному желанию…
— Хотел, Надежда Владиленовна. Но передумал. Так же как сначала хотел не отвечать журналистке. А потом тоже передумал. Я считаю, что пора выходить из мрака средневековых предрассудков. Пора и детям объяснять, что наряду с половыми и расовыми различиями существуют различия между людьми, принадлежащими к одному полу. И если первые два, некогда являвшиеся причиной и основанием для угнетения одних групп людей другими почти нивелированы сегодня вследствие духовного просветления общества, то и последнее достойно того же — признания их нормой с прекращением дискриминации в отношении носителей таких различий.
К преподаванию историка пока не допустили, а его отсутствие в школе прикрывается липовым приказом об отпуске без содержания, не подтверждённым заявлением самого «отпускника».
Учительская тихо гудит. В ней постоянно идёт обмен мнениями и споры, невзирая на категорический неоднократно озвученный запрет директора обсуждать в стенах и окрестностях школы эту больную тему.
— Бороться или затаиться?… — Я сама для себя пыталась разобраться в этом вопросе, который стоит гораздо шире, нежели данная конкретная тема. — Если вы борец по натуре, боритесь. Но я думаю, что подобные вещи — вопрос эволюции общественного сознания, а не революции. Конечно, можно идти на костёр… на плаху… один за другим… Можно — на баррикады. Но невозможно враз отменить косность и ханжество. Они должны отмереть сами. И отомрут. Уже отмирают. Вот вам Англия. Уж на что консервативная страна! А там только и говорят что о дате регистрации первого однополого брака.
— Хорошо. — Сказал Сергей. — Это тоже всё понятно… Как лично вы считаете: гомосексуализм это извращение, распущенность, болезнь… или норма?
— Не мне же вам рассказывать… — я улыбнулась, глянув на каждого, — что в жизни, в природе… в мироустройстве вообще нет ничего, кроме нормы. Всё — норма. Абсолютная норма. «Извращение и распущенность» — лишь термины, которыми социум клеймит то, чего не принимает. А болезнью называется то, чего не принимает организм… любой организм: отдельного человека или целого общества. Есть какое-то явление в теле человека или общества, которое докучает… выводит из равновесия. Если назвать это явление болезнью, стало быть, с ним надо бороться, и это оправдывает меры, применяемые к «больному органу». Если принять непонятное явление как норму, то нужно просто перестать сопротивляться этому явлению и отпустить его на волю. — Я посмотрела на Германа. — Вы как врач понимаете, о чём я?
— Продолжайте. — Сказал он, внимательно глядя на меня.
Пиликнул мой телефон. Я глянула на дисплей: звонил Егор. Отметила машинально время: 22:55 — парень должен давно спать. Сигнал больше не повторился.
— Простите меня, это малыш… — Я резко поднялась и едва ли не выбежала из гостиной.
На мой стук никто не отозвался. Я вошла. Егор сладко спал, разметавшись по большой постели. И только правая рука прижимала слонёнка к плечу.
Рядом с подушкой лежал телефон. Я взяла его и положила на стол. Блокировка набора не включена. Вероятно, повернувшись, Егор случайно задел кнопки, и произошло соединение, а потом отбой. Кнопка быстрого набора моего номера была «2», это я знала от Егора. Под «единичкой» был папа, а «тройка» — Алиса. Вот такая иерархия ценностей… И вот такое моё в ней место.
Я присела на кровать, поправила одеяло, прикрыв торчащие лопатки. Крылья подрастающего ангела… Из-под его плеча на меня смотрел помутневший от времени глаз другого ангела — состарившегося во взаимной любви Боки. Безмолвного ангела моего ангела… Хотя, кто знает — это для меня он безмолвный, а со своим другом, вполне возможно, он и общается на каком-то своём языке…
В комнате горел тусклый свет. Сергей Егорович предупредил меня в самом начале о том, что свет должен гореть всю ночь. Мне Егор объяснил наличие ночника тем, что Бока боится темноты. Совсем недавно он сознался, что темноты боится не Бока, а он сам, Егор…
Я погладила парня по голове. Жёсткие, густые, соломенного цвета волосы. Мамины, как сказал Андрей.
— Мой мальчик… — губы сами беззвучно зашевелились, — мой золотой, мой родной…
Егор промычал что-то сладкое. Я решила не вторгаться в его сны, поднялась и тихо прикрыла за собой дверь.
Мужчины сидели с бокалами в руках и согревали ладонями коньяк, налитый в них. На столике возле моего кресла стоял бокал с вином.
Все трое посмотрели на меня.
— Что там? — Спросил Сергей.
— Всё в порядке. Видимо, случайно нажал на кнопку. Спит…
Все молчали, вероятно, ожидая продолжения моего монолога. Но я вспомнила о недавнем разговоре.
— Интересно… На днях Егор спросил у меня: «а вы знаете, что Павел Леонидович гомик?…» Да, так и сказал.
Мужчины продолжали смотреть на меня, никак не выказав своих чувств, но атмосфера слегка завибрировала от их возросшего внимания и напряжённости.
Я поинтересовалась, откуда Егор это взял.
Он ответил, что так говорят в школе.
— А ты знаешь, что это слово означает? — Спросила я.
— Ну… — замялся Егор, — это что-то, что все считают грязным.
— А что ты об этом знаешь?
Наше с Егором общение уже вышло за рамки «ребёнок — взрослый», которые часто предполагают недоговоренность, если не сказать — взаимную ложь. Поэтому со всей непосредственностью он принялся объяснять мне своё понимание этого термина.
Выслушав его, я постаралась объяснить в форме, доступной для подростка — наивного, не испорченного подростка, каким был Егор — что означает это уличное жаргонное слово, и в чём разница между ним и тем явлением, которое часто ошибочно или сознательно называют этим словом.
Оказалось, что Егор знает об однополых связях. Собственно, было бы глупо в век неограниченного доступа к информации удивляться тому, что подросток знает то, о чём не подозревала я в гораздо более старшем возрасте. И удивила меня не осведомлённость парня, а его отношение к этому явлению.
— Хотите услышать, что сказал на это ваш сын? — Я посмотрела на Сергея.
— И что же он сказал? — Спросил Сергей.
— Он сказал, что ничего такого в этом нет. Что иногда человек попадает не в то время и не в то место, в которое должен был попасть. Вот попал же Джордано Бруно не в то время, его не смогли понять, и за