Он созерцал ее метания со спокойствием уверенного в своей скорой смерти человека. Невольно улыбнулся неловкому роману Катерины со своим сослуживцем. Она мечтала выбраться из этого мира индустриальной устроенности, убежать куда-то. Ему было все равно, кроме того, он знал, что бежать было некуда.

Неожиданно образ как бы раздвоился. Сальваторе продолжал с холодным равнодушием следить за красной пыткой своей жены и в то же время уезжал куда-то на поезде, а Катерина провожала его и обещала ждать. Она говорила, что будет ждать его целую вечность, тысячелетия, если понадобится. Катерина плакала. Сальваторе не было все равно на ее слезы – он попытался утешить ее, хотя твердо знал одно: Катерина его не дождется.

Оба образа сблизились и столкнулись, оставив Кастеллаци в полной темноте. Через мгновение темнота ушла, и перед взором Сальваторе открылось новое место. Это была квартира Лукреции Пациенцы. Здесь на кровати Лукреции Пациенцы лежала, свесив ноги, обнаженная Катерина, а Лукреция сидела подле нее на полу, целуя и лаская ее колени. Кастеллаци с некоторой досадой обнаружил, что смотрит в глаза Лукреции, а не на ноги Катерины. Он чувствовал себя совсем старым и неуместным, хотя тело его было вполне молодо. Сальваторе захотел сделать шаг к двум женщинам, но наткнулся на непроходимо твердый воздух. Спальня Лукреции показалась Кастеллаци аквариумом. Неожиданно Катерина подняла голову и увидела Сальваторе. В ее взгляде была доброта, интерес, немного похоти, искренняя доброжелательность, но не было ни капли любви – Катерина не любила его. Сальваторе захотел отступить, но вновь наткнулся на твердый воздух – это он был в аквариуме, а не Лукреция с Катериной. Кастеллаци закрыл лицо руками, чтобы скрыться от этого кошмара, но через свои ладони провалился в новый кошмар.

Катерина сидела на невысоком заборе в поле. Сальваторе знал это место – это было старое оставленное поместье близ Неаполя. Стояло лето. День был жаркий, но ветреный. Ветер играл в ее волосах и в подоле платья. Катерина ждала его, но Сальваторе не мог подойти. Его вообще здесь не было, и Катерина это знала. Вместо Кастеллаци к ней подошел какой-то потерянный мужчина, который начал о чем-то с ней разговаривать. Он не был ей интересен. Мужчина попросил у Катерины закурить и устроился на заборе рядом с ней. Катерина продолжала смотреть на старую дорогу. Сальваторе смог очень хорошо рассмотреть ее лицо в этот момент – Катерина решила для себя, что если он не придет в ближайшие пять минут, значит, не придет никогда. Значит, она одна воспитает их сына. Одна будет засыпать по вечерам и просыпаться поутру. Одна будет преодолевать все трудности, которые поставит перед ней жизнь. Пять минут прошли. Катерина продолжала курить. Мужчина продолжал говорить. Сальваторе так и не пришел. Неожиданно старый забор не выдержал веса двух взрослых людей и сломался, опрокинув их на землю. Треск ломающегося дерева оглушил Кастеллаци.

Он пришел в себя в каком-то очень странном городе, в котором все время шел дождь. Купив себе ужин, Кастеллаци поднялся в свою квартиру. Здесь царил бардак. Черно-белые фотографии, пианино с откинутой крышкой и оружие мешались с пустыми бутылками из-под выпивки и разбросанной одеждой. Сальваторе признавал, что это его жилище, но не помнил, как и когда он создал этот хаос. Мысли Кастеллаци вообще были очень размыты. Раздался звонок в дверь. Катерина была в блестящей форме. Дорогое пальто, причудливая прическа, яркий макияж – она была в настолько прекрасной форме, что перестала быть собой. А еще она отчего-то держалась совсем отчужденно. Катерина говорила о чем-то, Сальваторе что-то отвечал. Она собралась уходить, но он перекрыл ей выход. Кастеллаци не хотел больше упускать ее, хотел узнать ее снова. Он произнес:

– Поцелуй меня.

Она дала ему пощечину, от которой он даже не дернулся.

– Поцелуй меня.

Она попыталась вырваться, но он не пустил ее.

– Поцелуй меня.

Катерина сдалась и поцеловала его. Сальваторе тут же открыл ей выход, но она не воспользовалась этим – она осталась с ним.

Теперь они были в каком-то ресторанчике, в котором столики были исполнены, как салоны роскошных американских авто. Катерина теперь была еще меньше похожа на себя, но Сальваторе все еще мог ее узнать. Они были в каких-то очень странных отношениях, как будто виделись впервые, но при этом все друг о друге знали. Она рассказала о своей неудавшейся карьере в кино, он удивился высокой цене на коктейль. Парень, косящий под американского рок-музыканта, объявил танцевальный конкурс.

– Пошли, потанцуем!

– Думаешь, стоит?

– Слушай, тебе ведь сказали развлекать меня и выполнять мои пожелания, сейчас я желаю выиграть этот конкурс!

Сальваторе танцевал лучше нее. Причем изрядно. Впрочем, всех остальных они оба превосходили многократно, поэтому приз достался им легко.

Кастеллаци увидел свое отражение в зеркале. Теперь у него болело все тело, он опирался на трость при ходьбе, хотя еще не был стариком. Но большей проблемой было то, что Сальваторе не мог остановиться, повторяя одну и ту же фразу. Это не был акт самовнушения – он просто напросто не мог перестать говорить эти слова.

– Я сниму новый фильм… Я сниму новый фильм… Я сним…

Сальваторе зажал себе рот рукой, но это не помогло – он продолжал бубнить эту фразу.

– Новый фильм… Это будет новый фильм… Новый… фильм… Я сниму новый фильм… Новый фильм…

Неожиданно Сальваторе почувствовал, что больше не вынужден говорить эти слова, однако он продолжал говорить их, глядя на себя в зеркало. Теперь он был убежден:

– Я сниму новый фильм. Это будет новый фильм! Новый фильм! Я сниму его!..

Кастеллаци прервал себя и вспомнил о чем-то очень важном. В зеркале слева от своего лица он увидел отражение Форнарины.

– Черт! Все не то! Мусор! Мусор! Мусор!..

Сальваторе пришел домой после тяжелого съемочного дня. Правда, пришел он не прямо со съемок, а из «Волчицы», где великолепно провел время в компании девушки, выдуманное имя которой уже вылетело у него из головы. Катерина, как и всегда, была дома.

– Как тебе паста, дорогой?

– Нормально. Слегка передержана, как всегда.

– Прости, я стараюсь отливать ее пораньше, но все время не выходит.

– Это же не так сложно…

– Да, я понимаю, прости… Как прошел твой день?

– Нормально.

Катерина сварила кофе для Сальваторе, принесла ему ежедневную газету и ушла мыть посуду и готовить еду на завтрашний день. Кастеллаци привычно чертыхнулся с отвратительного кофе – Катерина так и не научилась варить его хотя бы сносно – и углубился в газету. Через пять минут он отложил газету и