Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Папа ничем не болел, – отрывисто сказала Катя. – Он был здоров, и мы тоже. Чудовища существуют.
– Что нам сделать, чтобы они отвязались от нас? Тоже, как… – Начиная говорить, Роман почувствовал: лучше бы ему замолчать. А уж после того, как посмотрели на него Катя и тетя Зина, и вовсе смешался.
– Что делать? – Зинаида постучала кончиками пальцев по столу. – Первым делом домой тебя отправить.
Катя ахнула и взяла брата за руку, тот посмотрел на нее. Зинаиде подумалось, что дети очень сдружились, и в другое время она радовалась бы этому.
Роман слегка покраснел и нахмурился.
– Я никуда не поеду.
– Еще как поедешь! Не понимаю, в чем конкретно, но опасность существует. Не дай бог что, твой отец с меня три шкуры спустит.
– Не спустит. Вздохнет с облечением, если никогда меня не увидит. Я для него – сплошная головная боль.
– Ты ошибаешься! – Зинаида старалась говорить твердо, хотя ее затопила жалость к Роме. Не должен ребенок жить с такими мыслями. – Отец тебя любит, беспокоится и…
– Вы ничего не знаете! – вдруг выкрикнул Рома. – Я ему не нужен, никогда не был нужен. У него есть хороший, умный сын от любимой жены, а я… – Роман с ужасом почувствовал, что готов расплакаться, но не мог остановиться, продолжал говорить. – Отец еще за два года до маминой смерти встречался с ней. Мама узнала, он просил прощения, ему не нужен был развод. Ясное дело! Он бы столько денег потерял! Мама очень переживала, потому и заболела, я уверен. А потом мама умерла, и через полгода родился Генка.
Зинаида не знала, что сказать. Она видела, что вдовец предавался горю недолго, понимала, что у него была связь при живой жене, но не подозревала, что это длилось долго.
– Мама узнала, что Света беременна, ей было плохо, сердце слабое. Потом приступ случился… Это он виноват, что мама умерла! – Роман кричал. – Он и его проститутка! Никогда не прощу, никогда в жизни! – Роман яростно посмотрел на Зинаиду. – Будешь пытаться меня к нему отправить? Я сбегу! Уже решил, туда не поеду! – Его взгляд стал беззащитно-детским, как у пятилетнего малыша. Так он на тетку никогда не смотрел. – Можно, я переведусь в Катину школу, окончу одиннадцатый класс? Я серьезно. Пожалуйста, я… Буду помогать, теть Зина. Ты не думай, я не хулиган, учусь хорошо, спортом занимаюсь, в гандбол играю, наша команда первое место заняла на соревнованиях в… Не важно! От меня проблем не будет! А денег папаша на мое содержание даст, ему же лучше без меня.
– Мам! – Катя умоляюще сложила руки. – Разреши Роме жить с нами!
Зинаида спросила себя, знала ли дочь о планах брата. Не похоже.
– Скажите-ка, про чудовищ вы выдумали, чтобы на меня надавить?
Сама она в это не верила. Хотелось, чтобы то были подростковые фантазии, но надежды мало. Ребята возмутились:
– Да ты что!
– Нет! Конечно, нет!
– Ладно, вопрос остается открытым. Решим после. Пока есть дела поважнее.
Ребята смотрели на Зинаиду, ожидая, что еще она скажет.
– Хочу завтра со старушкой одной поговорить. Ее зовут бабой Леной.
– Я тебе говорила, она со мной сидела иногда, в детстве, когда бабуля уже умерла, – вставила Катя.
– Баба Лена знала… про Васю. Она дружила с моей матерью, и когда с Васей случилось… Когда он умер, мы с ней поговорили, я рассказала про его видения, страхи.
– И что? – поторопила Катя, поскольку мать умолкла.
– Баба Лена заругалась на нас с мамой. Что вы, дескать, молчали, курицы, не сказали ничего. Я спросила, что изменилось бы, а баба Лена ответила, что можно было попробовать все исправить, по-другому сделать. Я, помнится, не поняла: чего, говорю, сделать-то? Она рукой махнула: теперь поздно, что об этом говорить. Больше мы к той теме не возвращались. Но, думаю, теперь пришла пора. Завтра я с утра на дежурство, как закончу, пойдем все вместе к бабе Лене.
На том и порешили.
– И еще. – Зинаида встала из-за стола. – Дома я вас не оставлю. Со мной на работу пойдете, подождете меня там. Чтобы у меня на глазах были! Ясно вам?
Никто из ребят и не подумал возражать.
Глава одиннадцатая
Лизавета практически не спала той ночью.
Вернувшись из Константиновки, они с Яном после ежевечерних ритуалов (принять душ, разложить постель, приготовить одежду Яну на работу) улеглись спать. Но заснуть не удавалось ни ему, ни ей.
Оба делали вид, что спят, поворачивались с боку на бок осторожно, чтобы не потревожить друг друга. Быть может, следовало поговорить, обсудить, но что толку? Молчишь – и как будто запираешь дурное внутри, не даешь ему вырваться (хотя сейчас уже и поздно о таком беспокоиться).
Лизавете было страшно снова начать разговор, она боялась услышать страх в голосе Яна, ведь это многократно увеличило бы ее собственный ужас.
«Но надо же что-то делать! Как-то бороться!»
И как, интересно, бороться с тем, чего вроде бы и не существует?
Лизавета задремала около трех часов ночи, а уже в половине шестого разомкнула веки и поняла, что больше не станет себя мучить: утро пришло, можно покинуть кровать, начать чем-то заниматься. Мама говорила, когда руки заняты, в голову меньше дури лезет. Хорошо бы, кабы так.
Ян тоже встал, стоило ей приподняться на подушке. Глаза ясные, не заспанные, бледное лицо напоминает мятый лист бумаги.
– Удалось подремать? – спросила она вместо привычного утреннего приветствия.
– Сам не понял. Вроде да.
Они разбрелись кто куда и снова встретились уже за столом. Лизавета сварила кофе, приготовила омлет с зеленью и помидорами.
– Я постараюсь поговорить с людьми, – сказал Ян, впервые за последние часы возвращаясь к трудной теме. – Надеюсь, получится узнать что-либо.
– Ты хоть среди людей будешь, не так страшно, – вылетело у Лизаветы, и она пожалела о своих словах. Ян и без того переживает, ему боязно за нее.
– Послушай, может…
– Нет, не может, – отрезала она, предполагая, что он хочет предложить ей уехать домой, в Быстрорецк. – Мы уже говорили об этом. Дело не в Липнице. Эта гадость потянется за нами, не убежишь. Проблему надо решать тут. Так что постарайся разузнать, и я… – Она задумалась. – Может, с соседями поговорить? Не только с хозяйкой? Вдруг знают?
– Интересно, как ты начнешь разговор. «Добрый день, у нас с мужем появились коллективные галлюцинации,
