В конце концов муж сжалился над женой и вернул купальник. Когда минутная страсть угасла, рыбы потеряли к людям интерес и их круг распался. Но то, что два человека, предпринявшие неловкую попытку осуществить действие, делающее всех нас равными друг другу, оказались в окружении стаи внимательно наблюдающих рыб, продолжает ее интриговать; она по-прежнему спрашивает себя о том, что думали рыбы и ощущали ли они энергию, создаваемую любовным приключением людей.

Если помнить о чувствительности рыб к сенсорным раздражителям в их водной среде, сразу несколько теорий могли бы объяснить, что сделало этих рыб вуайеристами. Поскольку мы сами – существа, ориентирующиеся при помощи зрения, мы предпочли бы в первую очередь предположить, что их привлекли движения молодых любовников. Но вполне возможно, что существовали какие-то особенности электрического поля или обмена веществ в телах двух людей, которые пробудили их любопытство. Кроме того, вполне возможно, что рыбы испытывали не осторожное любопытство, а беспокойство, поскольку контролировали намерения пары потенциальных хищников. Это также можно было бы рассматривать как любопытство, тем более что люди были незнакомыми чужаками.

Когда рыба обращает на нас внимание, мы оказываемся в осознаваемом мире другого существа. В этом есть что-то волнующее. Изучение эмоций рыб – определенно научная задача, сопряженная с трудностями. Но, как мы уже увидели, существуют методы, позволяющие исследовать чувства рыб, и накапливающиеся свидетельства указывают на существование по крайней мере у некоторых рыб разнообразных эмоций, среди которых страх, стресс, игривость, радость и любопытство.

Исследование того, как и о чем думают рыбы, сопряжено с меньшими сложностями по сравнению с попыткой изучить, что они чувствуют. И как мы увидим дальше, в области познавательных способностей рыбам есть чем похвастаться.

С течением времени эволюция заботится о том, чтобы животные становились умелыми в том, что важно для них. Мы не можем лазить по деревьям так же, как шимпанзе, у которого верхняя часть тела в четыре-пять раз сильнее, чем у нас. Мы не можем бегать быстро, как гепард, или прыгать, словно кенгуру, а разогнавшийся марлин пересек бы финишную черту на стометровке прежде, чем Майкл Фелпс всплыл бы, чтобы сделать первый вдох. Быстро двигаться ради выживания этим животным нужнее, чем нам, и благодаря естественному отбору более быстрые особи таких животных с большей вероятностью передадут свои гены быстроты следующему поколению.

Тот же самый принцип применим и к умственным способностям. Если природа ставит проблему, решаемую умом, и ее решение приносит большое преимущество, то спустя какое-то время существа могут стать способными на достижения в когнитивной деятельности, которые в ином случае мы сочли бы выходящими за пределы их способностей лишь из-за того, что они маленькие или не приходятся нам близкими родственниками. Современное научное направление когнитивной экологии признаёт, что интеллект формируется в соответствии с необходимыми для выживания условиями, с которыми животное сталкивается на протяжении своей обычной жизни. Так, некоторые птицы могут запомнить, где они закопали в землю десятки тысяч орехов и семян (что позволяет им находить их в долгие зимние месяцы), норный грызун может изучить устройство сложного подземного лабиринта с сотнями тоннелей всего за два дня, а крокодилу хватает ума носить на своей голове палочки и плавать как раз рядом с местами, где гнездятся цапли, а затем нападать, когда неосторожная птица пикирует, чтобы подобрать материал для гнезда. Если вы не знали, что рептилия способна продемонстрировать планирование и использование инструментов, не считайте, что вам недоговаривали: ученые знали об этом явлении примерно столько же, пока оно не стало достоянием общественности в 2015 году.

А как насчет умственных способностей рыб? Если не принимать во внимание вольностей, которые позволяли себе сценаристы популярных мультфильмов вроде «Русалочки», «В поисках Немо» и его продолжения «В поисках Дори», – могут ли рыбы думать на самом деле? Давайте же посмотрим, что рыбы могут делать, используя мозг.

Вот пример рыбьего интеллекта, который нам любезно предоставляет бычок Bathygobius soporator – мелкая рыбка, населяющая литораль как Восточной, так и Западной Атлантики. Когда начинается отлив, эти бычки любят оставаться около берегов, забившись в теплые, изолированные от моря литоральные ванны, где можно найти множество лакомых кусочков. Но литоральные ванны – не всегда убежища от опасности. Хищники вроде цапель могут заглянуть сюда в поисках корма, и тогда лучше будет поспешно убраться оттуда. Но куда же уйти маленькой рыбке? Батигобиусы применяют невероятный маневр: они прыгают в соседний водоем.

Как же они делают это и не заканчивают свои дни на камнях, обреченные умирать на солнце?

Со своими выпуклыми глазами, слегка вздутыми щеками, нависающими над недовольно скривившимся ртом, с округлым хвостом и бежево-серо-коричневыми пятнышками, разбросанными по 7-сантиметровому торпедообразному телу, этот бычок вряд ли похож на кандидата на участие в Эйнштейновской олимпиаде среди животных. Но его мозг превосходит любые ожидания в любом отношении. Ведь маленький бычок запоминает топографию литоральной зоны, сохраняет в уме расположение впадин, которые образуют будущие литоральные ванны среди камней во время отлива, – когда плавает над ними во время прилива!

Это пример составления когнитивной карты. Использование когнитивных карт известно в мореплавании и считалось уникальным для людей умением, присущим только людям, пока в конце 1940-х годов его не обнаружили у крыс[320]. С тех пор оно было зарегистрировано у животных многих типов.

Умение бычка было продемонстрировано[321] биологом Лестером Аронсоном (1911–1996) из Американского музея естественной истории в Нью-Йорке. Примерно в то же самое время, когда крысы удивили нас своими умениями строить когнитивные карты, Аронсон построил в своей лаборатории искусственный риф. Он заставлял своих бычков прыгать, тыкая изображающей хищника палочкой в одну из построенных им литоральных ванн. Рыбы, у которых была возможность плавать по своему жилищу во время «прилива», оказались способными перепрыгнуть в безопасное место в течение 97 % времени. Необученные рыбы, у которых совсем не было опыта плавания при высоком стоянии воды, добивались успеха лишь на уровне, близком к случайному, – в 15 % попыток. После всего лишь одного сеанса обучения во время прилива маленькие бычки все еще помнили пути спасения спустя сорок дней. Следует отметить, что эти рыбы почти наверняка испытывали стресс в ходе исследования: их поймали в родных местах в дикой природе и поместили в ограниченное пространство в чуждой среде. И действительно, во время исследований Аронсона несколько особей умерли от болезни; это предполагает, что они не процветали в условиях неволи.