местный лагерь, они уже наслушались про него в тюрьме, а Галина Федоровна добавляет подробностей. Мне тоже невесело.

За один день мы все немного сдружились. Наташа и Света — подруги. Разного темперамента, понимают друг друга без слов и совсем не похожи на преступниц. Рассказывают про свою жизнь в лагере в прошлый раз. «Работали в кочегарке — это хорошее место, чтобы быть всегда в тепле и быть помытыми», — объясняют они мне. И есть где постирать, — добавляют они.

— Негде стирать? — удивляюсь я.

— Особенно сушить.

— Как же вы сушите?

— А вот так. — Смеется Наташа, и крутит свою майку на руке по воздуху.

Утром объявляют этап на местную зону — только две фамилии. Меня в списке нет. Я вздыхаю с облегчением. Света и Наташа берут сумки и выходят.

Мы остаемся с Галиной Федоровной. Она радуется за меня.

— Сыграем? — она любит играть в шашки.

— Давайте, — соглашаюсь я.

Мы играем полчаса. Вдруг снова открывается дверь. Этап. Мы в растерянности — не понимаем, это новый этап, или пришли забрать меня в Караганду или еще куда-то, неизвестно куда.

В голове всплывают события двух последних недель. На следующий день после заседания апелляционного суда я написала заявление в Комитет по исполнению наказаний с просьбой направить меня в лагерь в Алматинской области. Когда через неделю я спросила представителя спецчасти, куда я поеду, она ответила, что еще бумага не пришла.

Накануне, когда дверь в камеру в тюрьме Астаны открылась, и дежурный объявил, что этап на Караганду, у меня был, мягко выражаясь, шок.

— Как Караганда? Я же писала заявление на Алматы. Мое место проживания — Алматы.

— Мы не решаем. Пришла бумага. Поезжайте в Караганду. Там будете ждать ответ на свое заявление.

Спорить и что-то доказывать в таких местах нет смысла.

Я собрала с помощью соседки вещи и пошла к автозаку. Там уже сидели несколько заключенных мужчин.

— Куда мы едем? — спросила я их.

— В Алматы — уверенно ответил один из них.

Я немного успокаиваюсь, может, все-таки, я тоже в Алматы.

Но, когда через несколько часов меня высадили в Караганде, а остальные поехали дальше в Алматы, настроение мое упало.

Ночь и утро я пробыла с Галиной Федоровной, Светой и Наташей. Свету и Наташу полчаса назад забрали в Карагандинский лагерь.

И теперь пришли за мной. И я не знаю, куда меня повезут.

Мы обнимаемся с Галиной Федоровной, и я выхожу.

Едем в автозаке до железнодорожного вокзала. Заходим в последний вагон. Нас трое — две женщины и совсем юная девочка. Наконец, нам говорят, куда мы едем. В Алматы.

Попутчицы

Ехать надо вечер и ночь. Женщина едет из местного лагеря в колонию-поселение Алматы. В соседнем вагоне едет ее муж, который приезжал навестить ее в лагере, где она пробыла четыре года. У нее хорошее настроение — мучения близятся к концу, в отличие от нас. Она быстро все организовывает: влажными салфетками протирает купе, просит у сопровождающего конвоя веник, расстилает бумагу на сидении, раскладывает еду, оставшуюся с ее свидания, просит конвой дать нам чай. Нам приносят горячий чай.

Мы ужинаем. Девочка успокаивается и рассказывает, почему она оказалась здесь. У ее подруги одолжили деньги и не вернули. Сумма небольшая, но для подростков это достаточно. Она пошла забирать деньги подруги и оказалась в драке. Поскольку она бывшая спортсменка, каратистка, приговор — два года. Ей всего 17 лет, но видно, что с характером.

Темнеет. Наша опытная попутчица расстилает два своих одеяла. Мы с девочкой засыпаем. Женщина спать не хочет, видимо, перевозбуждение от скорой свободы.

Утром пребываем в Алматы. Центральная тюрьма. Меня уводят первой. В транзитной камере две пожилые женщины. Еще одна кровать заправлена, но владелица отсутствует. Она появляется в обед и с порога бежит обнимать меня. Это моя сокамерница Культай, судья в красных башмачках. Туфли другие, но заколка-бант в прическе — на месте. У нее такой характер — взбалмошный, несмотря на бывшую профессию.

Через несколько дней — новый этап. Теперь уже в лагерь.

Часть 5. Лагерь

Жаугашты

Конец мая. Жарко. Нас семь человек. Нас встречает начальница режимного отдела — высокая, красивая, молодая. Потом досмотр. Снова надо вытащить все вещи из сумок. Меня досматривает белокурая, очень симпатичная женщина-лейтенант. Разговаривает очень вежливо. Я думаю: надо же, какая зона, все вежливые.

Центральная аллея кажется невозможно длинной. Мы бредем в конец лагеря. По дороге оставляем часть сумок в центральной камере хранения. Нас предупреждают, что в отряд можно взять только две сумки. Все остальное нужно оставить в центральной камере хранения. В первый день трудно сориентироваться, что сдать, что оставить. Как-то сортируем вещи, составляем наскоро опись и идем дальше.

Старшина отряда карантина — тоже осужденная — живописная женщина средних лет с развевающимися кудрявыми волосами. Издалека она напоминает российского певца Игоря Корнелюка. Мы не можем удержаться от улыбок. Командным, но без злобы голосом она требует взять в комнату только необходимые вещи на один день, все остальное поставить в комнату хранения карантина. Как определить, что понадобится на один день? Мы снова перебираем вещи. По дороге в результате катания сумок по не очень хорошо асфальтированной аллее, одна из моих сумок порвалась. Я прошу разрешения зашить.

— Еще успеете, — отвечает она коротко.

Меня отводят к заместителю начальника лагеря. Разговор ни о чем: видимо, просто посмотреть на меня.

Первое время вообще все ходили смотреть на меня — и осужденные, и служащие. Меня это забавляло. Они приходили якобы по какому-нибудь делу к старшине карантина и издалека рассматривали меня.

Первые дни в лагере человек не может нагуляться и насмотреться на небо без решеток. Мы приехали в теплое время, когда все расцвело. Карантин был засажен цветами. Во дворе стояла деревянная беседка, в которой мы сидели и периодически засыпали днем.

Вечером я могла стоять час и наблюдать закат. Он каждый день был разный, но всегда красивый. Поскольку дорожек во дворе немного, девушки обходили меня со словами: «А, стоите» и «Все еще стоите».

На третий день подул сильный ветер. Моментально отключился свет. Старшина скомандовала:

— Воды может не быть три дня. Полы не мыть. Не умываться. Не стираться.

Это было для меня что-то новое: ветер дует — воды и света нет. Десять лет назад во время моей работы директором Института экономических исследований мы изучали все населенные пункты страны, все имеющиеся проблемы. Была разработана программа развития территорий. То, что рядом с крупнейшим городом страны при ветре отключаются свет