Ана Баррейра, директор Международного Института Права и Окружающей Среды (IIDMA), Мадрид, Испания

Андрей Исак, эколог, Кишинев, Молдова

Оскар Тронкозо, антрополог, Чиапас, Мексика

Мамаду Фалилу Сарр, директор Африканского центра за мир и международное развитие, Дакар, Сенегал

Тсеуинор Олуафанмилола, руководитель отдела стратегического управления, Фонд охраны дикой природы Нигерии, Лагос, Нигерия

Юлия Горелова, директор Некоммерческого партнерства содействия развитию орнитологии «Птицы и люди», Москва, Россия

Бхарати Чатурведи, Чинтан, Дели, Индия

Олуджбемиджа Камсон, агротехнолог Willowbrook Nurseries Inc., Онтарио, Канада

Татьяна Пузанова, старший научный сотрудник Географического факультета МГУ, Москва, Россия

Йорг Гайер, аспирант Университета Санта-Клары, Санта-Клара, США

Эдриан Парамо, директор информационных технологий, Мехико, Мексика

Нейла Хуссейн, независимый исследователь, Лахор, Пакистан

Бен Кумбс, Руководитель реинвестиционных проектов в области энергетики, Affinity Sutton, Лондон, Великобритания

Мареик Хусселс, Амстердам, Нидерланды

Магдалена Мленгейа, руководитель программы Faida Market Link, Аруша, Танзания

Трис Льюис, куратор программ, Женева, Швейцария

Дхир Джхингран, руководитель представительства TESS-India, Индия

Джо Мосухли, исполнительный директор департамента социальных исследований и демографического развития Правительства Провинции Фри-Стейт, Блумфонтейн, ЮАР

* * *

Асель: Родная, но клетка

Но всё, как всегда, пошло не по плану. Мамин судебный процесс всё тянулся. Бабушка с дедушкой и адвокатом решили, что выезжать из Казахстана мне пока не стоит. Я бы не сказала, что мне было плохо от этого решения. Я, как обычно, продолжала читать, начала заниматься йогой, много смотрела фильмов, прогуливалась регулярно по набережной. Но я оказалась птицей, запертой в клетке, и периодически я это ощущала почти физически. Мне становилось душно, тяжело было дышать, и я снова плакала, форменная плакса. Я продолжала заниматься английским и рисовала.

Через некоторое время я решила поступать на дизайн. Я твёрдо решила, что нужно уезжать и двигаться дальше. Полное осознание пришло во второй половине зимы. Конечно, бабушка с дедушкой тоже переживали за моё будущее и хотели, чтобы я поступала в казахстанский университет, но дизайна в Казахстане не было, на другие направления я не хотела, а им казалось, что в другие места я не поступлю. Ни в России, ни за рубежом.

Да, за границей мне особо делать было нечего, по уровню не дотягивала совершенно. Бабушке и дедушке казалось, что этот дизайн — подростковая блажь. Никто на нём денег не зарабатывает, да и в художку я не ходила, и великих способностей у меня нет. Но если я и не брала в расчёт рациональные обстоятельства, я всегда учитывала свои желания. Я точно знала, что я задохнусь на других специальностях, а эта виделась мне максимально свободной, и я упёрлась, как бык. Опять было много слёз, мы ссорились.

Но в итоге я убедила их, что мне нужно ехать. Я решила попробовать всё-таки подать документы в Финляндию, сдала IELTS на шесть баллов, туда как раз с таким баллом принимали, и под протекцией Петтери, нашего друга, которому мои бабушка с дедушкой доверяли, уехала погулять на две недели в Финляндию под предлогом поступления. Я знала, что не поступлю, но это был хороший повод вырваться, а на обратном пути вместо того, чтобы делать пересадку в Москве до Казахстана, просто остаться в ней и никуда из неё больше не уезжать, пока не поступлю.

Когда маму депортировали в Казахстан, я уже не смогла с ней переписываться — тут система была другая. Мама передавала записки через адвоката. Если бы моя мама была понаглее и при деньгах, она бы всех подкупила и держала бы в камере мобильный, но она не обладала ни наглостью, ни средствами, и поэтому вела себя по правилам. Таким образом, связь с ней была цензурирована больше обычного. Я не могла с ней поделиться своими переживаниями, которые бы не увидели бабушка с дедушкой и адвокат. У нас с ней всегда были свои секреты, теперь о них было не поговорить. Но в моих стремлениях уехать она меня полностью поддерживала. На самом деле, она в принципе поддерживала меня всегда во всех моих стремлениях. Ну, кроме идеи не ходить в школу.

Приговор

Два напряженных месяца судов. По репортажам СМИ вся тюрьма ждет, что меня оправдают и освободят.

Предпоследнее заседание. Молодой прокурор, который внимательно слушал и делал записи все заседания, просит назначить наказание в виде лишения свободы на восемь лет. Я не верю своим ушам. Как такое возможно? После показаний всех свидетелей, ни один из которых не сказал ничего против меня?

В обед я лежу на лавке в камере ожидания. От напряжения не хочется есть. Закрываю глаза. У меня заключительное слово. Надо что-то сказать. Что сказать, чтобы судья не приняла решение прокурора? Это первый суд в моей жизни. Я не знала, что все решено заранее, а суд — только для отвода глаз, лицемерное «соблюдение» процедуры.

Два часа дня. Я поднимаюсь. Конвой зовет в зал. Команда конвоиров за два месяца уже привыкла ко мне, а я к ним. Иду мимо зеркала.

— Думали, я плачу? Нет! Сейчас я им скажу все, что думаю.

— Правильно, — отвечает молодой конвоир.

Я выступаю час или два. В зале много камер. Полная тишина.

Повторяю то, что говорили в течение двухмесячного суда я, адвокат и все допрошенные участники событий 2009 года. Повторяю потому, что мне кажется, что если сказать все главное сейчас, разумный судья не пойдет против логики и явной правды.

Меня назначили председателем Агентства по статистике и поручили провести реформы. Я занималась организацией модернизации статистики. В вопросы, сколько стоят ручки, бумага и другие закупки Агентства, я не вникала — это не моя функция, это функция ответственного секретаря. Я занялась поиском бумаги и типографии только потому, что возникла проблема, которую мне заместители сообщили за полгода до переписи.

В технические вопросы я не вникала. У меня не было на это времени. И для этого были выделены специальные люди — заместитель по переписи и департамент переписи.

Агентство заключило договор с типографией, которая выиграла тендер, получило продукцию — бланки переписи — и оплатило всю сумму по договору.

После того, как деньги ушли из Казначейства на счет типографии, они уже не являются бюджетными, и у Агентства нет полномочий контролировать дальнейшее движение средств. По данным Министерства финансов, у Агентства нет задолженности перед бюджетом, а значит, нет ущерба государству, нет преступления.

Итоги переписи используются всеми министерства для планирования расходов регионов, планирования развития