У постели больного нас встречали главный врач, заведующая реанимацией и дежурный реаниматолог. Нам еще раз, уже в подробностях, рассказали, что произошло.

Двое суток назад на молодого полковника во время прогулки на лошадях по одному из горных ущелий было совершенно покушение. Стреляли из снайперской винтовки, но издалека. Пуля пробила папаху, вошла в череп в области левой теменной кости, прошла весь мозг и остановилась, потеряв силу, в правой височной доле. При падении с лошади парень получил ушиб грудной клетки, перелом ребер и ушиб легких. Его сразу привезли в республиканскую больницу. При поступлении ему сделали компьютерную томографию черепа и головного мозга, после чего взяли его в операционную. Операция была недолгой – обработали входное и выходное отверстия, – и пациента отправили в реанимацию. Лечение в этом заведении не поддавалось никакой критике и было абсолютно алогичным. Короче, все делали неправильно и все делали не так.

Господи, но почему же у народов России, не важно, в каком ее регионе, полностью исчез инстинкт самосохранения? Почему люди не спрашивают своих врачей: чему вы обучались шесть лет в институтах и два года в ординатурах? Как, имея свободный доступ к мировому разуму, то бишь интернету, ваши знания остаются на уровне научно-популярных передач?

Я видел лишь два варианта: или они освобождали землю Российскую от старого населения для новых избранных, или проводили селекцию новой, устойчивой к заболеваниям и травмам, нации.

Что же касается нашего молодого полковника, то коллеги делали все возможное, чтобы он больше не смог командовать, и тем самым помогали снайперу. Самая главная ошибка местных гиппократов состояла в том, что через два часа после операции парня отключили от аппарата искусственной вентиляции легких, показывая родственникам, мол, смотрите, какие мы молодцы, народные целители – он дышит сам. А то, что дышал он не просто плохо, а, я бы сказал, наихреновейше, их не волновало. Главное – удачная иллюзия. Такое самостоятельное дыхание убивало оставшиеся живые клетки мозга раненого нехваткой кислорода.

Помимо головы у нашего пациента пострадали еще и легкие, и вот в результате изысков наших коллег на вторые сутки эти самые легкие превратились в сплошной пневмонический очаг. На этом фоне начало страдать сердце, развилась нестабильность артериального давления, и через пару часов такого лечения снайпер мог получить весь гонорар сполна.

Быстро оценив ситуацию, мы поняли, что времени у нас и у парня совсем мало. Теперь предстояло важное па-де-де нашего ночного балета – беседа с ближайшими родственниками и теми, кто платит. Иван остался с раненым, а я пошел на беседу. Меня проводили в кабинет главного врача. Антураж кабинета резко выпадал из контекста интерьера больницы: дорогая мебель, громадный ковер на полу, куча оргтехники у секретарши в предбаннике, да и у самого главного врача ее было немало. На полу лежал дорогущий паркет, стеклопакеты окон, сделанные из натурального дерева, занимали почти всю стену. Много цветов, много света. Посередине кабинета накрыт стол, на котором стояли чай, конфеты, фрукты. За столом сидело четверо мужчин. Главный врач стоял в стороне, потупив взор.

Ну, что ж, поехали. Я описываю ситуацию, ничего не тая, но при этом – ни одного плохого намека в сторону местных врачей, я рассказываю лишь наши планы. Сумма гонорара была уже оговорена в Москве, так что о деньгах тоже ни слова. Только о пациенте и его спасении.

Мужчины, сидящие за столом, были представителями одной семьи, но стоящими на разных ступенях социальной иерархии. Самый представительный из них, седовласый, лет этак пятидесяти пяти – шестидесяти, в дорогом, хорошо скроенном и отлично сидящем костюме, с дорогими часами, был тем, кто вел разговор. У него был выраженный акцент и довольно-таки несвязная речь, и я догадался, что это господин Кутухов Магомед Пархуевич. Сын крупного сельскохозяйственного бонзы времен Советского Союза, закончил после окончания школы ПТУ, работал трактористом у себя в селе. Но потом, как это бывает, парню несказанно повезло, и он стал возглавлять маленькое подразделение сельхозтехники, потом более крупное, потом самое крупное в республике. Попутно он окончил университет, заочно и с отличием. И вот теперь Магомед Кутухов был одним из самых богатых и уважаемых людей республики. По данным из интернета, он являлся совладельцем нескольких магазинов в Испании, там же имел особняк, а в Москве у него были дом и квартира.

Его правой рукой и управляющим всеми делами за границей являлся Григорий Залман, бывший карточный шулер, отсидевший в заключении восемь лет. И, кажется, Залман тоже присутствовал за столом, отличаясь своим видом от остальных. Он сидел за столом, потупив взор, в своем сереньком костюмчике с короткими рукавами, в кроссовках, и постоянно шмыгал носом. Двое других мужчин были одеты попроще, но весь их суровый вид демонстрировал безграничное достоинство. Кутухов, глядя на меня, как на своих слуг, задавал труднопонимаемые, односложные вопросы и, не слушая ответа, отвечал, что вылетать можем в одиннадцать утра. То есть выезжать из больницы надо было в восемь – восемь тридцать.

– Есть. Позвольте выполнять.

– Выполняйте.

Вернувшись в реанимацию, я посмотрел на Ивана. Он стоял, склонившись над пациентом, лицо его было пунцово-красным, а медицинская пижама промокла от пота на груди и спине. У больного стремительно стали ухудшаться показатели оксигенации, артериальное давление не поднималось и даже стало снижаться. Я ловил взгляды местных коллег, в которых читалось: «Ну что, получили. У нас все было нормально, до вашего приезда. Вы сейчас не деньги заработаете, а по пуле в лоб, мажоры московские».

«Хрен вам на всю вашу деревню», – посылал я красноречивые взгляды в ответ.

Напряжение нарастало.

А дальше просто работа, без эмоций и переживаний. Обычная и многократно повторяющаяся джазовая композиция, в различных вариациях исполняемая нашим дуэтом (иногда трио) на вечную тему «Спасение больного».

Катетеризировать лучевую артерию и затем центральную вену, перевести пациента на искусственную вентиляцию легких. Затем подключить препараты, поддерживающие работу сердца и тонус сосудов, под контролем прямого измерения артериального давления. Далее, при стабилизации артериального давления, выполнить санационную фибробронхоскопию (процедуру очищения легких с помощью оптоволоконной техники). И все это – на фоне вливания растворов в центральную вену. При этом наш дуэт играет только на своих (привезенных с собой) инструментах. Через два часа раненый полковник, погруженный в лечебный наркоз, уже глубоко спал, аппарат искусственной вентиляции дышал за него ровно, артериальное давление стабилизировалось на фоне проводимой терапии. Мы были готовы к продолжению – увертюра заканчивалась, начиналась основная часть композиции под названием «Полет»…