В конце третьей страницы интонации и почерк изменились. Мистер Эдвардс внезапно оборвал отчет и с видимым волнением нацарапал, что только что заметил какого-то незнакомца, следившего за домом. Он кинулся в погоню, но бесполезно — каким-то образом написанное передавало его затрудненное после погони дыхание, — однако теперь, раз деятельность инженеров привлекла внимание чужаков, которые нарушают границы собственности, он тревожится о дамах.

Он умоляет его светлость дать совет, как поступить с этим опасным осложнением, подвергающим риску как секретность дела его светлости, так и безопасность женщин, которых ему велено оберегать.

Он завершил письмо, сообщив, что пишет из дома леди, где занял позицию в парадной комнате с пистолетом наготове, и спросил, следует ли сообщить о случившемся миссис Джойс.

Прочитав последние слова, Каслфорд резко сел и выругался.

Он отставил поднос, откинул простыню, подошел к столу и написал ответ, не утруждаясь надеванием халата.

Он посоветовал мистеру Эдвардсу сделать все необходимое, чтобы уберечь дам, но также порекомендовал проявить здравый смысл. Для этого он предложил мистеру Эдвардсу на будущее оставаться в доме и позволить рабочим приходить к нему с отчетами прямо туда. Кроме того, он объяснил, что незнакомец, возможно, не представляет собой никакой угрозы. Затем он заверил секретаря, что хотя и полагается полностью на его суждение и храбрость, но все же будет лучше, если тот никого не застрелит без крайней необходимости.

Завершил он свое письмо требованием ни при каких обстоятельствах не беспокоить этим делом миссис Джойс, чтобы она не почувствовала себя обязанной, немедленно вернуться домой и тоже вооружиться пистолетом.

Решив, что он сумел предотвратить сразу две катастрофы — суд над мистером Эдвардсом за убийство, и отъезд миссис Джойс из Лондона, — Каслфорд заодно написал небольшое письмо самой леди.

Он заставил себя употребить достаточное количество слов, чтобы письмо получилось не слишком коротким и довольно изящным. А затем сообщил, что ему требуется ее присутствие на очередной встрече касательно собственности. Не будет ли она так любезна пойти ему навстречу и появиться у него завтра в пять часов дня?

Каслфорд запечатал оба письма и отдал их лакею, а затем, решив, что на сегодня поработал достаточно, вернулся в постель.

Жаркий августовский день может легко сжечь все иллюзии. Во всяком случае, Дафна проснулась на следующее утро все еще в некотором оцепенении. Ее всю ночь мучили сны, в которых принимали участие она, Каслфорд и кровать, сделанная из огромного бриллианта. Закончив завтракать, она уже снова чувствовала себя почти самой собой, именно так, немного печально, что опять так.

Нежась в лучах солнечного света, струившегося в окно спальни, она обдумывала все, случившееся вчера, и не щадила себя.

Она выпила слишком много вина. Хотелось бы ей обвинить в этом Каслфорда, который то и дело подливал ей в бокал — что было частью его коварного плана, — но она сама, по своей доброй воле, выпила столько, что полностью утратила здравый смысл.

Конечно, другой мужчина не воспользовался бы ее состоянием, но это же Каслфорд, ради всего святого! Чудо, что он не изнасиловал ее прямо там, у полотняной стенки.

Нельзя игнорировать тот факт, что хотя он ее и не изнасиловал — непостижимо, как это все-таки не случилось, — но то, что он сделал, окончательно убедило его: скоро Дафна будет принадлежать ему. И он прямо произнес эти слова насчет того, что на ней будут бриллиантовые серьги, и больше ничего… дело даже не столько в том, что он сказал, сколько в том, как он это сказал: спокойно, откровенно, словно эго неизбежно, словно теперь он имеет на нее право.

Принесли почту. Дафна нетерпеливо просмотрела ее, надеясь на ответ от Маргарет, и сильно упала духом, не обнаружив письма с севера.

Может быть, имеет смысл проделать это путешествие без приглашения, надеясь на лучшее? Упомянув о прошлом, она уже дала Маргарет возможность все обдумать. С каждым днем эта поездка становится все более необходимой, чтобы убедиться в том, что те, кого она любит, надежно защищены. Из-за продолжающихся там беспорядков страсти накаляются все сильнее, а это только усиливает ее тревогу…

Дафна взглянула на два последних письма от неизвестных отправителей, это оказались приглашения. Странно, кто может куда-то приглашать ее в Лондоне?

И тут увидела письмо от Каслфорда.

В самых вежливых выражениях, лишь смутно намекнув на вчерашнюю близость — он выразил восторг по поводу того, что увидел ее, «от души наслаждавшуюся хорошим настроением», — герцог писал, что им нужно встретиться завтра по вопросу его земельных владений.

Дафна положила письмо и задумалась: сколько времени потребуется ювелиру, чтобы сделать серьги с бриллиантами?

Позже этим же утром Дафна вышла из дома, чтобы встретиться с одним из управляющих, написавшим ей о возможности заключить контракт, и вернулась домой только к часу дня. Придя к выводу, что нельзя избежать встречи с Каслфордом, она написала ответ, сообщив, что придет. Затем вежливо отклонила оба приглашения от дам, с которыми никогда не встречалась, и написала записку Селии.

Дафна как раз запечатывала записку к Селии, когда вошел лакей и объявил, что внизу ждет посетитель. Визитную карточку он не дал, вместо нее лакей принес букет, желтых роз и письмо.

«Десять минут, не больше, обещаю», — гласило оно. И подпись: «Латам».

Она отложила цветы в сторону, пусть вянут, обдумала просьбу со всех сторон и решила, что должна выяснить, что у этого человека на уме. Не ухаживание в том смысле, в каком предполагал Каслфорд, в этом Дафна была почти уверена. Даже Латам не может быть настолько самоуверен.

Она нашла его внизу, в гостиной. Обмениваясь приветствиями, постаралась рассмотреть как можно внимательнее.

Девять лет изменят любого, но в особенности меняют человека, если охватывают промежуток между концом юности и началом зрелости. Дафна заметила, что зачатки юношеской мягкости в лице Латама исчезли, сменившись выражением человека, привыкшего потакать собственным желаниям. Тем не менее, следует признать, что большинство женщин сочтут его привлекательным, даже красивым, кроме того, воспримут его скромную одежду и стрижку, а также легкое дружелюбное обаяние как успокаивающие и обнадеживающие детали. Так волк прячется под овечьей шкурой.

— Мисс Эйвонли… о, простите, миссис Джойс, я должен был нанести вам визит.

— Откуда вы узнали, где я остановилась?

— Пришлось поспрашивать. В обществе знают, что вы приехали в этот дом. Надеюсь, вы не против того, что я наводил справки и разыскивал вас таким образом?

— Я не в восторге. Избежать встречи прошлым вечером я не могла, но не сегодня.

Он вежливо улыбнулся, но глаза весело сверкнули. Он потешался над ее официальностью.

— Встреча с вами поразила меня. Я никогда не думал, что это снова произойдет, впрочем, должен признаться, что эта встреча вызвала у меня ностальгию по тем временам, когда я был намного моложе и считал отеческий дом вторым своим.