Снег блестел на солнце, поросшие кустарником здания порождали мысль о том, как здесь было раньше. Дома невысокие, двух либо трехэтажные, значит, их жители хорошо знали друг друга, может быть, даже ходили в гости по-соседски. Под развешенным бельем, белоснежными простынями и наволочками, стучали костяшки домино. Дети с криками гоняли мяч по пыльной площадке между качелями и стиркой. Дядя Семен кричал из окна «Вот я вам!», когда мяч громко ударял по стоящему во дворе «жигуленку». На лавочке у подъезда, как седые мойры, сидели старушки…

– Аа!

Прямо на меня из дверного проема выскочил игрок. Я успел разглядеть всклокоченные седые волосы. Заточка со свистом пролетела в считанных сантиметрах от моей щеки. Позади кто-то вскрикнул.

Я не успел вскинуть автомат. Зато успел кто-то за моей спиной.

Свинец взрезал лохмотья на теле игрока; он завалился на спину и замер.

– Конунг, ты не ранен? – испуганный крик. Кажется, Белка.

Я обернулся. На лице Белки – страх.

Он держал автомат наизготовку; еще несколько бойцов целились в распластанное на снегу тело.

– Опустите.

Стрелки подчинились.

– Ты в порядке, конунг?

Я кивнул, вспоминая просвистевшую у щеки заточку и короткий, почти болезненный вскрик.

– Кого зацепило?

– Кастрата.

Николай лежал на спине, раскинув руки. Заточка вошла чуть пониже шеи, в ключичную впадину прямо над правым плечом. Автомат Николая валялся у его головы, надавливая прикладом на висок. Я отбросил оружие в сторону, в сугроб.

– Николай.

Глаза истопника приоткрылись. Губы дрогнули.

– Ахмат.

Я наклонился.

– Он… здесь…

– Что?

Розовая пена, поднимающаяся ко рту по горлу Николая, не позволила ему договорить. Судорога сотрясла хлипкое тело, он затих.

Незаметным движением я закрыл стекленеющие глаза истопника и поднялся.

Параграф восемь инструктивного приложения к УАМР имеет название «Лагерь стрелков». Здесь четко описано, как надлежит организовывать дислокацию отряда в условиях враждебной территории, какой глубины вырыть окопы, сколько мешков песка необходимо водрузить перед пулеметной командой и какой формы предпочтительнее делать бойницы. Я не в первый раз убеждаюсь, что человек, сочинивший инструкцию, звезд с неба не хватал. Даже львиная доза кокаина не заставит уставших стрелков взяться за лопаты и колупать промерзлую землю; а где автор инструкции видел в мертвых городах мешки с песком, известно ему одному. Скорее всего, он просто не бывал в мертвых городах.

На серой стене одноэтажного здания сохранилась ржавая табличка с едва различимыми буквами: «Ул. Пролетарская, д. 13». На одну ночь – это адрес моего отряда.

Бойцы укладывались вповалку на трухлявый пол барака. Без возни, без ругани – это место не располагало к шуму. Кое-кто, достав паек, жевал тварку, но большинство стрелков уснуло, едва их головы коснулись пахнущего плесенью дерева.

Мне не спалось. Я сидел, прислонившись спиной к холодной стене. Вездесущая луна высвечивала лежащих на полу людей. На стенах сохранились рисунки и надписи бывших, значит, барак был оставлен еще до Джунглей.

Одна надпись неожиданно привлекла мое внимание. «Николай, я тебя люблю. Лариса», – накарябано чем-то красным. Конечно, я знал, что девушки, оставившей эту надпись, давно нет, и Николай, это вовсе не тот Николай, чье тело осталось на снегу Нулевого района; но словно кто-то подмигнул, и узел в душе ослаб, – быть может, жизнь моего истопника и не была столь беспросветна, как казалась. Может быть, кто-то любил его.

Далекий стрекот заставил меня вскочить. Точно мошка, по лицу луны промелькнул вертолет и скрылся в рванине облаков. Питеры. Шрам не соврал.

Стараясь не отдавить руки спящим бойцам, я опустился на свое место. Нужен отдых. Возможно, завтра будет бой.

«Спать, немедленно спать».

Голова, не смея ослушаться приказа, упала на грудь.

К построению я вышел позже других, чувствуя себя бодро. Стрелки, переругиваясь, составили неровную цепочку. Впоследствии я часто мысленно возвращался в тот миг, пытаясь вспомнить, было ли накануне тревожное предчувствие, и всегда вынужден был признаться – нет, не было.

Стрелки повернулись ко мне. У кого-то в глазах страх, у кого-то настороженность, у некоторых – злорадство. Но настоящий укол беспокойства я ощутил, увидев испуганное, покрытое испариной лицо адъютанта, спешившего ко мне.

– Конунг, – выкрикнул Белка.– Самир и Машенька пропали.

– Что значит пропали?

– Ну, не вышли на построение. Их вообще нигде нет, конунг.

«К ЧП относятся случаи ненадлежащего исполнения своих обязанностей, игнорирования указаний начальника отряда, употребления оружия и продовольствия не по назначению, прямого неповиновения. Эти случаи караются на усмотрение конунга, но не ниже средней категории наказаний (арест, увечье и прочее). Случаи дезертирства, саботажа и перехода на сторону противника: за подобные нарушения Устава – немедленная ликвидация».

Сохранение каменного выражения лица стоило мне немалого усилия.

Похоже, это Череп, Чрезвычайное Происшествие, – последний пункт инструктивного приложения к УАМР, пункт, которого страшатся все конунги.

Белка испуганно заглядывал мне в лицо.

– Может быть, – я кашлянул, – они от страху срут где-то под кустом?

Утопающий цепляется за соломинку.

– Мы все обыскали, конунг, – подал голос начальник саперной бригады.

Обломилась соломинка.

Самир и Машенька…. Первый считает, что я никчемный конунг и что куртка с серпиком луны на рукаве по праву принадлежит ему. Второй ненавидит меня за Николая. Итак, что же это? Ненадлежащее исполнение обязанностей, прямое неповиновение, дезертирство, саботаж, переход на сторону противника? А ну, как все сразу?

Подул ветер, покрытые быльем бараки негромко завыли.

– Это проклятый город, – прошептал Киряк.

Ну вот, уже и паникер объявился.

Шагнув к Киряку, я с размаху влепил кулаком по красной перепуганной роже. Киряк не отшатнулся, не вытирая показавшуюся на губах кровь, пробасил:

– Спасибо, конунг.

Стряхнув с кулака красные сопли, я повернулся к Белке.

– Прочесать местность повторно. – (» Кара за нарушение Устава – немедленная ликвидация»), – И еще: при обнаружении нарушителей – стрелять на поражение.

Цепочка бойцов покачнулась, по лицам скользнули тени.

– Всем ясен приказ? – крикнул Белка. – За дело.