«Я избивал. Истязал. Убивал, — вертелось в голове у Кагана. — Но, Богом клянусь, есть предел, и на это я уже не пойду».

Он сунулся в микроавтобус, будто собираясь, подтянувшись за подлокотник, подняться в салон. А потом с бешено бьющимся сердцем в притворном испуге показал на малыша.

— Что с ним?! У него кровь!

— Кровь? — встрепенулся Михаил. — Где?

И он, разжав руки, хотел перевернуть младенца и осмотреть.

Каган схватил ребенка и кинулся прочь, отшатнувшись от стоявшего сзади Виктора. И тут же почувствовал, что его пытаются ухватить за куртку. Обеими руками прижимая к себе ребенка, Каган двинул правым локтем. С разворота. С такой силой, что почувствовал, как трещит и ломается носовая кость Виктора. Осколки ее, судя по тому, как они вонзились внутрь черепа, вошли куда-то в мозг.

Под доносившиеся из глубины микроавтобуса крики Каган рванул по улице, проскочив между машинами у тротуара, и кинулся в проулок, вопя на прохожих, чтобы расступились. Левая рука вдруг дернулась и повисла плетью.

Задело пулей. А прохожие даже не поняли, почему перед бегущим Каганом вдруг брызнула осколками витрина, — глушитель на пистолете стрелявшего свою работу выполнил.

«Больше они стрелять не будут, — отчаянно надеялся Каган. — Андрей не рискнет ранить малыша».

Петляя в толпе, он потянул вниз замок молнии на куртке онемевшей левой рукой. Руку тут же пронзило жгучей болью. Он представил, как Андрей, Яков и Михаил в эти секунды выскакивают из микроавтобуса, и, сунув малыша под куртку, чтобы тот не замерз, снова потянул застежку вверх.

Каган знал, Андрей немедленно пустится вдогонку. Яков (возможно, с помощью Михаила) затащит тело Виктора в микроавтобус, пока прохожие не поняли, что случилось, и не ударились в панику. А потом оба киллера присоединятся к погоне.

Наушник заорал голосом Андрея:

— Петр, что за хрень? Ты что творишь?

Каган ускорил бег, расталкивая прохожих в узком проулке.

— Петр, верни груз!

Вместо ответа Каган, глубоко дыша, понесся к собору, возвышающемуся в конце улочки. Малыш прижимался к его животу, теплый и на удивление спокойный.

«Я тебя не дам в обиду, — пообещал Каган. — Я все сделаю, чтобы тебя уберечь».

Он поискал взглядом полицейскую машину в надежде кинуться за помощью, однако тут же сообразил, что, пока будет объясняться, их как раз настигнут Андрей с напарниками. Кагану с полицейским пустят по пуле в голову, а малыша заберут.

«Позвони, позови на помощь», — подсказал он сам себе. Торопясь выйти на связь с кураторами, он сунул немеющую руку в карман, чтобы достать телефон. И тут его как обухом по голове ударили. Карман оказался разорван, телефона не было в помине, как и запасных патронов. Каган вспомнил, как его дернули за куртку, когда он схватил малыша и побежал. Видимо, тогда, при попытке удержать его, карман и оторвали.

«Держи в голове план действий, запасной план и еще один — на случай, если провалится запасной, — этот принцип Кагану вдолбили крепко-накрепко — Заранее представь, что будешь делать. Прорепетируй хотя бы мысленно, если не можешь потренироваться „вживую“. Никогда ничего не предпринимай, не прикинув заранее возможные исходы».

Однако решение забрать малыша пришло к нему внезапно. Несмотря на полдня душевных терзаний в соборе перед рождественской сценой, оно созрело окончательно только в тот самый миг, когда Каган сунулся в микроавтобус и заявил Михаилу, что у младенца идет кровь.

«Куда мне деваться?» — лихорадочно размышлял Каган.

Впереди, справа от собора, виднелась запруженная народом улица. Сотни людей куда-то целенаправленно шагали. Малыш под курткой лягнул его, будто подсказывая, что надо следовать туда, за ними.

— Петр! — взорвался наушник разъяренным голосом Андрея. — Твой сотовый у меня! Помощи ждать неоткуда! Ты один! Отдай груз!

Задыхаясь от бега и морщась от боли в распухающей левой руке, Каган несся вперед, изо всех сил стараясь не поскользнуться на обледеневшем тротуаре. Из толпы до него долетели восторженные реплики о рождественском убранстве Каньон-роуд.

Малыш снова двинул его пяткой в живот.

— Петр, ты пожалеешь, что на свет родился, когда я до тебя доберусь! — пообещал Андрей.

* * *

Малыш захныкал.

— Не плачь, — вполголоса попытался уговорить его Каган.

— Я его успокаиваю, но все никак, — сокрушенно призналась Мередит.

— Понимаю, — мягко заверил Каган.

Сжавшись от напряжения, он продолжал вглядываться в снегопад за окном. И не мог отделаться от чувства, что малыш его предупреждает об опасности, — хотя мысль, конечно, сумасшедшая.

«Я что, потерял больше крови, чем мне казалось? Бред какой-то в голову лезет».

Малыш затих. Однако Каган не мог расслабиться.

— Конец истории для сочельника мало подходит. — Каган вернулся к повествованию. И добавил, надеясь подстегнуть интерес мальчика: — Там есть подробности, которые Коулу могут показаться отвратительными.

— А вы все-таки расскажите, — попался тот.

Каган облизал пересохшие губы.

— Хорошо. Только не говори потом, что тебя не предупреждали.

Волхвов очень взволновало услышанное от пастухов и Марии. И тогда, пораженные неожиданным созвучием между этими рассказами и слитой Ироду легендой, они приняли небывалое решение. Нарушив первое правило любого шпиона, они раскрыли себя, изложив Марии свою миссию и признавшись, что на самом деле они иноземные посланцы, только делающие вид, что выполняют приказ Ирода.

«Мы хотели, чтобы он потерял рассудок, разыскивая воображаемого новорожденного царя иудейского, — объяснили они. — Однако теперь выясняется, что придуманная нами легенда подтвердилась, обернувшись истиной. И теперь вам нельзя тут больше оставаться. Вскоре Ирод устанет ждать от нас доклада, но слухи о вашем младенце до него все равно рано или поздно дойдут, и тогда здесь тут же окажутся его воины, чтобы убить вас всех».

Дальнейшие события доказывают, что Мария с пастухами не имели отношения к повстанцам. Иначе они бы сразу поняли: волхвы с ними заодно — и признались бы в своих бунтарских намерениях, чтобы, объединив усилия, пошатнуть трон Ирода.

Но никаких признаний не последовало. Вместо этого они разделились на два отряда и пустились в бегство. Волхвы, двинувшиеся восточным путем назад на родину, отвлекали на себя внимание, а Иосиф с Марией и Иисусом тем временем поспешили на юг, в Египет. Иосифу якобы приснился еще один сон, где ему было сказано вместе с семьей спасаться на чужбине. На шпионский взгляд этот сон — банальная легенда, чтобы прикрыть волхвов, на случай если Иосифа схватят и будут допрашивать. И вполне правдоподобная легенда, между прочим, поскольку, как я уже говорил, у представителей колена Давидова, к которым относился Иосиф, сны издавна почитались и воспринимались как руководство к действию. Волхвов, по их утверждению, тоже заставил вернуться домой вещий сон, так что в случае чего они могут сказать: мол, мы не изменяли приказу Ирода, а действовали согласно своей вере, как и прежде, когда отправились вслед за путеводной звездой.