Я впервые услышал о таком существе. Но чем это отличается от того, что мы здесь узнали?

– Ты должен пойти с нами, – заявил я больше для себя, чем для старика.

– Нет, – ответил он, глядя на деревья. – Когда я обрету покой, пройдет совсем немного времени, прежде чем я благополучно исчезну. До тех пор отгоняй машины, но мое тело оставь здесь, потому что оно ничего не будет значить.

– Откуда тебе знать? – воскликнула Винневра, сжимая его плечо.

Жилы на ее руке напряглись, как натянутая тетива.

– Это правда, – вмешался смотритель. – Если мы не отсканируем его при жизни, отпечаток будет потерян.

Композитор! Спроси его о Композиторе!

Я тряхнул головой, не желая слушать никого и ничего. Нужно следовать собственным побуждениям. Нужно поверить, что я действительно одинок.

Но я не могу просто убежать от умирающего старика. Надо свершить сакральный ритуал. Так что я приблизился к Геймлпару и коснулся его колена, поразившись тому, каким холодным оно оказалось.

– Абада отгонит гиен, – начал я, – а с берега западных вод придет крокодил и отпугнет канюков. Слон достанет твои кости из грязи, и окончишь ты свое странствие целым и невредимым. Семьи наших предков дожидаются тебя на дальнем берегу. Так я видел в священных пещерах.

Взгляд Геймлпара неожиданно потеплел, а глаза наполнились влагой. Он вновь мягко оттолкнул Винневру.

– Незамужней женщине не стоит видеть смерть старика, – пробормотал он. – Дочь моей дочери, попрощайся со мной, уведи несчастного великана отсюда и позволь мальчику поговорить со мной наедине. Когда-нибудь мы воссоединимся. А ты, мальчик, останешься ненадолго. Мне нужно услышать те вещи, о которых ты говоришь, потому что они стары и правдивы.

Винневру била дрожь, по ее лицу текли слезы, но она не посмела ослушаться. Девушка, поцеловав деда в лоб, спустилась по ступенькам и повела темную обезьяну прочь, держа ее за огромную лапу.

Они несколько раз оглянулись перед тем, как раствориться в джунглях.

Я поднялся по ступенькам и присел рядом с Геймлпаром, чье имя значило «старый отец». Я постарался вспомнить как можно больше изображений в узких извилистых пещерах в дневном переходе от Маронтика и их значения.

– Она – все, что у меня есть, – произнес старик, прерывая ход священных проводов. – Она своенравна, но верна. Я доверяю ее твоей заботе. Ты уведешь ее отсюда? Туда, где она будет в безопасности?

Вот и ловушка! Я вздрогнул, раздираемый внутренними и внешними противоречиями. Клятву, данную умирающему, надо сдержать, других вариантов нет. Я не могу допустить, чтобы старик умер от стыда и разочарования.

– Ты не оставишь ее и не уйдешь своей дорогой?

– Не оставлю, – сказал я, не зная, ложь это или правда, и оттого ненавидя себя.

– Ее настоящее имя… может знать лишь ее партнер, спутник жизни… или названный защитник…

И Геймлпар прошептал его мне на ухо.

Я продолжил ритуал, смутно осознавая присутствие синеглазой машины, зависшей над высокой травой.

Закончив, я увидел, что глаза старика запали и почти закрылись. Я прислушивался к его последним вздохам, наблюдал за последними подергиваниями его конечностей…

Прошло совсем мало времени, когда я понял, что он благополучно пересек западные воды. Геймлпар настрадался достаточно, и Слон с Абадой явят ему свою доброту. И все же я плакал, ощущая при этом скорбь старого духа.

Мы так и не поговорили… Кого же мы потеряли вновь?

Потом я увидел, как машина медленно оседает в траву, ее глаз потускнел и стал черным.

Архивариус больше ничего не мог сделать, да и не осталось у него ни капли энергии.

Я нашел в старых хижинах несколько лоскутов ткани. По крайней мере часть остатков последнего пиршества в трапезной оказалась настоящей, и я упаковал, сколько мог унести.

Никто из смотрителей не шелохнулся. Их глаза оставались черными.

Пройдя через джунгли несколько сот метров, я присоединился к Винневре и обезьяне в начале почти заросшей тропы – едва различимом извилистом проходе между высокими деревьями. Я не смог посмотреть девушке в глаза, и, когда она спросила, умер ли дедушка мирно, в согласии с даова-маадху, я просто кивнул.

Внутри меня царила пустота. Ни Райзера, ни старика, даже голос духа затих. Я понятия не имел, куда идти, как и Винневра. Мы наугад двинулись по тропе к дальнему краю плато. После вопроса о кончине Геймлпара она долгие часы хранила скорбное молчание.

Станция, где умер Геймлпар, была уже в паре километров позади и джунгли начали редеть, когда Винневра попросила рассказать старые истории, как я рассказывал их дедушке.

В свою очередь она поделилась историями, услышанными от Геймлпара, включая сказ о пальце Первого Человека с душами внутри.

И тут к нам решил присоединиться Райзер.

Мы шли по тропе, протискиваясь через лианы (к обезьяне это не относится, она их рвала или перелетала на них) и наблюдая сквозь дырчатый полог из ветвей и листьев за медленным движением тени и света на небесном мосту. Утром небеса прояснились, воздух стал заметно влажнее, но тропа с палыми листьями поверх камней и древесным крошевом высохла и сделалась достаточно твердой для ходьбы.

Все иллюзия. Откуда мне знать, есть ли здесь хоть что-то настоящее? Может, это забава, которой предаются где-то изнуренные Предтечи. Если я не буду веселить, мою жизнь в любой момент скомкают и выбросят…

Пока мы шли, наши разговоры не утихали. Я рассказал Винневре древнюю историю о Шалиманде, небесной змее, однажды ночью проглотившей мерцающий поток миров, полный драгоценностей, а на следующую ночь лопнувшей и посыпавшей небо темными земляными шарами, на которых потом выросли люди. В джунглях наши голоса казались негромкими и глухими. Я как будто сильнее привязался к настоящему – всему, что я видел и слышал, осязал и обонял.

Девочка – точнее, юная девушка, ибо она больше не была девочкой, – являлась для меня утешением. Попытки противиться этой мысли были подобны ножам у меня в голове.

Впрочем, я продолжал слушать и отвечать. Я знал ее настоящее имя. Возможно, вам это кажется пустяком, но для любого, живущего в гармонии с даова-маадху, уверенность старика была очень важной. Сейчас даже больше, чем раньше, я не смел бросить ее, как не смог бы бросить сестру… или жену.

Обезьяна слушала нас и время от времени давала комментарии низким рокотом и случайными вздохами. Если она и прибегала к словам, мне они были непонятны – возможно, скрывались за ее ворчанием.

Что-то слева хрустнуло, и мы смолкли. Винневра склонила голову набок, прислушиваясь, а затем запрокинула ее назад и принюхалась.

– Это твой друг, – прошептала она. – Коротыш.