— Нет, — уперся Иван, и мы поняли, что увезти мальчишку можно только силой.

— У вас есть деньги? На что вы живете? — Антон окинул взглядом полупустую комнату.

— Деньги нынче — бумага, топить ими хорошо, — улыбнулся старик. — Ваня продает кое-какие вещи, нам хватает.

Я порылась в сумочке и извлекла наши счастливые часы, мы переглянулись с Антоном, он согласно кивнул, и я вложила их в руку Ивана:

— Возьми, Ванюша, продадите, если будет совсем туго.

— Нет-нет, — возмутился командор, — это же ваш приз, как можно?!

— Да нет, Сергей Михайлович, — улыбнулся Антон, — это ваш приз, вы же мне тогда поддались, чтобы глупый ротмистр выиграл регату и наконец женился. Я всего лишь возвращаю долг.

Ваня завороженно посмотрел на подарок, осторожно провел пальцами по крышке. Эти часы всех завораживают, есть в них какая-то необъяснимая магия.

— А моя призовая коллекция пропала, — с легким сожалением вздохнул командор.

— Украли?

— Наверное, а может сгорела. У нас здесь кражи участились, ну и я, старый дурак, отвез ее к брату, думал в деревне сохранней будет. А потом и забыл о ней напрочь, не до того было. Управляющий там такой надежный был, и дворня вроде бы брата любила. А вот как вышло. Старики, что дети, доживете до моих лет, поймете.

Мы простились, на душе тоскливо, наш мир разрушен, прошлое безвозвратно уходит. Для кого-то оно было действительно ужасным, как сейчас принято говорить — эксплуататорским, для меня — лучшие годы моей жизни, можете меня осудить, я пойму».

Рядом с записью, на полях, другими чернилами совсем мелкими буковками была приписка: «По возвращении мы тщетно искали Ивана Карлинского. Катя с Павлом по моей просьбе оббегали все приюты, даже ходили в ЧК, кажется, теперь эта контора окормляет сирот, все тщетно. Неужели с мальчиком что-то случилось? На коленях молю Бога, чтобы Иван остался жив, и у него все было хорошо».

Алена закрыла тетрадь. Время — полчетвертого, в четыре автобус, надо уходить. Теперь понятно, откуда у Миши часы Тишанских, а еще Алена знала, что молитвы Елены Николаевны были не напрасными, и мальчик Ваня выжил и ценную семейную реликвию не продал, а бережно сохранил, как память о деде. А теперь злые люди чуть не убили их потомка и наложили лапу на настоящее сокровище. А ведь ценность этих часов не в долларах или евро, ценность в памяти. «Их надо найти», — сжала кулаки Алена, теперь она не только боялась Стасика, но еще и ненавидела.

Какое облегчение — Стасика на остановке не оказалось. Автобус подъехал вовремя, завелся без капризов, и очень быстро мимо окон замелькали массивы лесополос. Алена устало прикрыла глаза. «Итак, — медленно начала она размышлять, — можно предположить, что коллекция деда Бориса и есть призы Карлинского, количество часов и текст гравировок, по крайней мере, совпадают. Как они попали в семью Ситниковых? Здесь два пути: или предок деда Бориса, например, дедушка, участвовал в погроме усадьбы и потихоньку забрал себе трофеи, или увлеченный часовым делом отец деда Бориса знал историю с часами и просто скупил у односельчан, участвовавших в грабеже, часы командора. Знает ли об этом сам дед Борис? Он сказал — первые часы, трофейные, отец привез из Германии. Но как на трофейных часах могут быть надписи на русском? Хотя чего в жизни не бывает, лежали там у эмигрантов или немцы с оккупированных территорий вывезли. Сказать на сто процентов, что все часы принадлежали Карлинскому, мы не можем, но оставим как рабочую версию.

Стасик узнает, что к деду едет Миша с ценными часами, к коллекции деда внучок доступа не имеет, а тут у постороннего человека такое богатство. Стас делает вид, что уходит на рыбалку, возвращается и следит за гостем, ну откуда-нибудь из-за кустов. На руку ему и то, что дед Митрошка подшутил над Мишей и направил пацана в сторону Песок по глухому безлюдному берегу. Стасик нападает на Мишку сзади, вот поэтому Миша и не может сказать, кто на него напал, он просто его не видел. Почему Антону не пришла в голову эта версия? Все у Стасика складывается, он обшаривает жертву, забирает часы, но тут появляюсь я и сажусь рисовать в нескольких метрах от умирающего Миши. А ведь Стас мог тогда и меня убрать как ненужного свидетеля!» — по ногам потянуло сквозняком, Алена зябко потерла плечи. Выходит, она уже несколько недель ходит по краю, и Тишин прав в своем беспокойстве.

«Но Стас в тот раз решил не марать мной руки, а просто спугнуть. Вышел из-за кустов, сел на мостки, и я сама, не желая быть в его обществе, свалила. А вот дальше он засуетился — куда спрятать часы? Домой нельзя, опасно, при обыске и не такие тайники обнаруживали. Спрятать у реки, так на месте преступления будут кинологи с собаками работать, тоже риск. И тут этот слизняк поднимает голову на меловую гору и вспоминает про заброшенную усадьбу, где все бурьяном поросло, комарье с кулак и никто не ходит. Пока я объезжала по боковой более-менее пологой дороге, он как горный козел поскакал наверх прямо по крутому косогору. Стасик спортсмен, ему это раз плюнуть. Меня он не заметил, решил, что я дальше к Пескам поехала. Потом слизняк полез в заросли, дошел до поляны, тут и мы с удодом подоспели. И вот тут у меня логический тупик, просто непрошибаемая стена: куда он зарыл часы, почему на поляне не было следов?»

Алена тоскливо посмотрела в окно. Все ее выводы уже и так известны Тишину, но помочь Антону дожать Стаса она не могла. И это бессилие было невыносимо. И пейзаж за стеклом потянулся унылый — горельник. Какой-то безалаберный водитель, наверное, бросил через форточку окурок, трава загорелась, огонь перекинулся на деревья лесополосы, и молоденькие вязы сильно обгорели. Теперь они стояли как памятник варварству, чернея закопченными стволами и протягивая к солнцу голые ветки. «Стоп! Голые ветки, коряги. Где коряга?!» Алена поспешно вытащила телефон и в сотый раз открыла фотку с удодом. «Вот здесь, на большой коряге сидит удод, а когда мы с Антоном вышли из чащи на поляну, то никакой коряги там не было, это я хорошо помню, я же обшаривала с Тишиным место. Где коряга?!»

Алена с волнением начала ерзать на сиденье, если бы не ехала в автобусе, то начала бы нарезать круги. Когда она двигалась, ей всегда лучше думалось. «Соображай, Аленище, куда подевалась коряга, большая, тяжелая, просто неподъемная? А никуда, она там и лежит! Мы с Антоном вышли не на ту поляну. С чего мы решили, что в парке только одна проплешина? Я завела Тишина не туда, мы могли бы еще в тот день найти часы. Я мадмуазель Растяпина!»

Автобус переехал мост и завернул на Алексеевку, почти приехали. Алена посмотрела на часы — десять минут шестого. «Может они и сейчас там лежат, и на них есть отпечатки Стаса? А я сегодня вела себя с ним слишком нервно, я могла себя выдать. Он принялся за мной следить, зачем, полюбоваться моими красивыми глазами? Да просто он прочел все по моему испуганному лицу, а что это значит? Правильно, он кинется перепрятывать клад. И тогда все, часы навсегда потеряны, а все из-за одной истерички, которая в руках себя держать не может».