Утром в воскресенье погода стояла чудная. Пётр Иванович был обслужен уже Митькой, который, наученный Кулебякой, притащил тазик с горячей водой. Копытман первым делом спросил, чистил ли тот зубы и мыл ли уши, после чего заставил дыхнуть на себя и лично исследовал слуховые проходы мальца. Удовлетворённый осмотром, отпустил Митьку и занялся своими гигиеническими процедурами. Спустя двадцать минут, чисто выбритый и умащенный туалетной водой, инспектор крутился перед зеркалом в отглаженном с вечера костюме. К назначенному времени подали бричку, и Копытман, сказав хозяину постоялого двора, что уезжает по делам чрезвычайной важности, а к вечеру вернётся, велел трогать в направлении домика бакенщика.

Прибыл он туда заранее, отпустил бричку, и тут на крыльцо вышел Лука Фомич. На вид бакенщик был лет шестидесяти, борода с проседью, в зубах дымящаяся самокрутка. Смерил гостя оценивающим, с прищуром взглядом.

– Никак вы тот самый чиновник с Петербурха, с которым Лизка нонче на остров собралась? – скорее утвердительно заявил он.

– Так и есть, – скромно улыбнулся Копытман.

– Смотрю, и корзинку со снедью прихватили… Вы это, ваше высокоблагородие, пока родственница не приехала, заходьте, чаем вас напою.

Чай оказался заварен на каких-то пахучих травах, Копытман явно различил привкус чабреца и мяты.

– Хожу по полям, собираю, а кое-что в огородике растёт, – рассказал Лука, глядя, как гость смакует горячий напиток. – А ежели что, могу отвар от хворобы какой заварить или настойку сделать. Ещё мать моя, а до неё моя бабка промышляли этим, вся округа к ним лечиться приходила. Теперь и ко мне захаживают. А некоторые, случается, просят травок для силы мужской.

– Это как? – искренне удивился Пётр Иванович.

– А вот так… Мужику уже годков набежало немало, а он всё ещё хочет на сеновале баб тискать. Вот чтобы уд у него как оглобля стоял, он и бежит ко мне.

– Ого, это же типа виагры…

– Чего-чего?

– Хм, я говорю, это хорошая вещь.

– Вот и я о чём… Я ведь на всякий случай этой травки и вам в чай добавил, ваше высокоблагородие, – улыбаясь щербатым ртом, хитро прищурился Лука.

Копытман едва не поперхнулся, чем ещё больше развеселил собеседника.

– Я ж так соображаю, на остров с Лизкой вы не хербарии собирать плывёте, вот штоб осечки в самый ответственный момент не вышло… Да вы не пужайтесь, ваше высокоблагородие, заработает не раньше чем через час.

Пётр Иванович только крякнул, не зная, благодарить бакенщика за такую услугу или устроить выволочку. Впрочем, пока он думал, снаружи раздался звук подъезжающего экипажа, и Копытман кинулся помогать Лизоньке спуститься с подножки на землю. Лука Фомич вышел следом, встал на крыльце и встретил родственницу фразой:

– Ишь расфуфырилась! Духами-то аж за версту несёт. Ну што, тебя тоже чаем напоить или ужо поплывём?

Решили плыть. Лука Фомич занял место на вёслах, пассажиры уселись на лавке, и посудина тронулась в сторону видневшегося в версте-полутора от берега зеленоватой кляксой островка. Пётр Иванович робко попытался предложить свои услуги в качестве гребца, однако был отшит Фомичом, гордо заявившим, что он ещё не настолько дряхл, и в свои пятьдесят восемь легко может догрести от одного берега Волги до другого, расстояние между которыми в этих местах составляло порядка семи вёрст.

Минут через сорок нос лодки уткнулся в жёлтый песок маленького пляжа, и, услышав от бакенщика напоследок обещание вернуться к вечеру, Пётр Иванович и объект его воздыханий остались наедине. К тому моменту инспектор уже начал чувствовать, что его мужское естество то ли само по себе, то ли благодаря травам Фомича начало явно увеличиваться в размерах. Причём, так как одет он был по моде тех лет в довольно узкие брюки, то бугорок с каждой минутой становился заметнее.

– Ах, вот мы с вами и остались вдвоём, – произнесла Мухина, когда лодка отплыла достаточно далеко. – Давайте же расстелем покрывало.

Копытман скинул с себя пиджак и жилетку, немного подумав, скинул и рубашку с клинышками внизу рукавов – ластовицами, оставшись раздетым по пояс.

– В Петербурге солнце редкость, – пояснил он слегка зардевшейся Лизоньке свои действия, – воспользуюсь моментом, чтобы получить загар. Это дамам идёт аристократическая бледность, а мужчинам пристало обладать загорелой кожей и обветренным лицом.

– Как моряку?

– Ну-у, можно и так сказать, – улыбнулся Копытман.

Лиза как зачарованная смотрела на поросшую густой шерстью грудь инспектора, а затем, будто под гипнозом, протянула руку и кончиками пальцев прикоснулась к этим курчавым волосам. Возбуждённый уже сверх меры, Пётр Иванович взял её пальцы в свои, а затем их губы соприкоснулись, и парочка слилась в страстном поцелуе. Минута – и они уже на покрывале, судорожно сдёргивают друг с друга одежду, напоминая Адама и Еву в первом соитии в истории человечества. В глубине души Копытман понимал, что надо бы растянуть прелюдию, но его фаллос с такой мощью рвался наружу, что он не стал откладывать. Да и девица всем своим видом показывала, что готова к разврату, оттого инспектор и не церемонился.

– Боже! – простонала Лиза в любовном экстазе, закрыв глаза и вцепившись ноготками в спину любовника.

Тот же только хрипел, добросовестно выполняя свои мужские обязанности. А несколько минут спустя, тяжело дыша, взмокшие от этой приятной работы, они лежали рядом, наслаждаясь близостью друг друга. При этом прибор Петра Ивановича, чуть было угомонившись, вскоре снова занял боевое положение. Заметившая это Лиза удивлённо округлила глаза и… бодро забралась на Копытмана, заняв позу наездницы, после чего бешеная скачка продолжилась.

Но всё же настал момент, когда оба в изнеможении снова упали на покрывало и долго лежали, глядя на теряющиеся в лазурном небе и скрипящие от гуляющего вверху ветра кроны сосен. Пётр Иванович лениво отгонял комаров от своего разгорячённого тела, а Лиза вздыхала, прикрыв глаза. И первой нарушила молчание.

– Вы у меня, Пётр Иванович, не первый мужчина, я этого не скрываю, тем паче в наш просвещённый век кичиться своей девственностью сформировавшейся девушке по меньшей мере глупо. Да, у меня были мужчины, – с намёком на вызов сказала она и тут же, томно взглянув на любовника, закончила: – Однако сегодня я получила ни с чем несравнимые ощущения.

– Что ж, сударыня, я рад, что сумел доставить вам удовольствие. Впрочем, как и вы мне, – улыбнулся инспектор.

Копытман потянулся к корзинке, наощупь извлёк из её недр огурец и смачно захрустел.

– Пётр Иванович, а идёмте купаться! – предложила перевернувшаяся на живот Лизонька.

И тут же, вскочив, с визгом ринулась к воде, а Копытман, глядя ей вслед, залюбовался совершенными формами своей возлюбленной. Хотя, возможно, по меркам XXI века судейская дочка была чуть полновата в бёдрах и грудь слегка великовата, но талия из-за постоянного ношения корсета была поистине осиной. Ещё немного полюбовавшись, он тоже кинулся в освежающую прохладу.