работу в заданное русло разбивались о тягу депутатов к самовыражению. Казалось, для многих нет ничего важнее, чем подойти к микрофону и сказать: «По поручению моих избирателей…»

После первых же заседаний Попов сильно занервничал, и заседания в дальнейшем, как правило, вел Станкевич, терпеливый и сдержанный. Длительные прения начались по основополагающим документам, регламенту и структуре.

Будет ли Моссовет аморфной структурой, демократичной и малоэффективной или в нем появится своя, пусть и неявная, вертикаль управления: президиум, комиссии и т. п. — так стоял вопрос. Почти все депутаты метили в «генералы» и понимали, что в такой системе их отдельный голос будет малозначим, а перспективы не ясны.

Одновременно несколько депутатов вели интенсивную борьбу с традиционным бюстом Ленина и работниками аппарата Моссовета во главе с прикрепленным сотрудником КГБ. Депутаты ежедневно уносили бюст со сцены за кулисы, а те столь же регулярно возвращали его к началу утреннего заседания, что вызывало гнев первых.

Все-таки Попову и Станкевичу при поддержке костяка «Демократической России» удавалось продавливать намеченные решения, постепенно закладывая основы будущей работоспособной структуры. Заметна была роль Боксера. Высокий, сутулый, немного похожий на грифа, с могучим голосом, он координировал разношерстное сообщество депутатов, плавно перемещаясь по залу, выбирал кого-то, кто ему казался наиболее полезным в данную минуту, и трубным шепотом, слышным метров за пять, убеждал его выступить в нужном ключе.

После трех дней споров подошли к решению главного вопроса: выборам председателя Моссовета.

Выдвинули 7 кандидатов, в том числе двоих, Сергея Станкевича и Эрнеста Бакирова — с явной целью расколоть голоса демократов. Они сняли свои кандидатуры и лишили коммунистов, ставших впервые за 73 года оппозицией, каких-либо шансов.

20 апреля, получив подавляющее большинство голосов, Попов стал председателем Моссовета. Также бесспорно его первым заместителем избрали Станкевича. Этот день, когда в столице была свергнута гегемония КПСС, положил начало смены власти в России.

К сожалению, затем организованная работа демократического большинства в Моссовете начала давать сбой.

Первый повод — предложение Попова о пропорциональном распределении мест в руководстве Моссовета между «Демократической Россией» (302 голоса), фракцией КПСС «Москва» (98 голосов) и независимыми (около 50 голосов). Такая форма разделения власти и ответственности традиционна и приемлема. Но мы и слушать не желали о необходимости делиться с теми, кто 73 года убивал, сажал в тюрьмы и лагеря, отправлял в «психушки» своих оппонентов. «Замести этот мусор под ковер» — таков был лейтмотив наших обсуждений и в кулуарах, и на заседаниях Моссовета.

Кстати, кулуары представляли собой зрелище крайне живописное. Всегда до синевы прокуренные, с «бычками», валяющимися рядом с урнами, с разгоряченными взлохмаченными депутатами и гостями (я был из их числа), яростными громкими спорами обо всех проблемах мира, с флиртом молодых мужчин и женщин, переполненных адреналином — они, эти кулуары, заставляли думать о стилистическом единстве революций. И немедленно встал вопрос о работоспособности новой власти.

С каждым днем становилось понятнее, что структурировать Моссовет еще долго не удастся. Но в стране и в городе, продолжавшем жить в советской распределительной экономике, невозможно оставаться без исполнительного органа. Все увязло бы в бесконечных дискуссиях, если бы Попов не сыграл весьма искусно на потаенных чаяниях большинства депутатов. Он предложил избрать пока только председателя Мосгорисполкома, дать ему сформировать «Временное правительство», а осенью, когда станут понятны и эффективность «временных министров», и потенциал депутатов, вернуться к обсуждению структуры и персонального состава правительства Москвы.

Предложение приняли, и в центре внимания оказался вопрос о будущем московском премьере.

Через день после своего избрания Попов, уже в новом кабинете, познакомил меня с исполняющим обязанности председателя Мосгорисполкома, заменившим ушедшего в отставку Валерия Сайкина. Его фамилия — Лужков — была уже, разумеется, на слуху, но видел я его впервые.

В 1987 году Юрия Лужкова, директора НПО «Химавтоматика» и депутата Моссовета, представил новому «партийному хозяину Москвы» Ельцину глава всего московского строительного комплекса Владимир Ресин (как и я, выпускник МГИ). Ресин был вхож «наверх» с тех пор, когда ему поручили строить дачу заместителю министра внутренних дел СССР Юрию Чурбанову, мужу Галины Брежневой, «дочери № 1» в СССР. Доверительным отношениям бывшего главного строителя Свердловска Ельцина и главного строителя Москвы Ресина сам бог велел сложиться. Так Лужков стал первым заместителем председателя Мосгорисполкома Сайкина.

Лужков проявил себя нешаблонным руководителем (именно такие нравились в те годы Ельцину). В СССР типовой формой применения интеллектуального потенциала было использование студентов, работников вузов и НИИ, управленческих организаций на погрузочно-разгрузочных и сортировочных работах на овощных базах. Доля отбракованных продуктов достигала, по мнению Лужкова, трети от всех запасов. Пойдя на риск в лучшем случае — позорной отставки, в худшем — тюремного срока, он внедрил в столичном агропромышленном комплексе эффективную систему стимулирования, результатом которой стало радикальное снижение потерь и освобождение городской интеллигенции от «картофельной барщины».

Репутация не просто «крепкого хозяйственника», но новатора в методах управления была у него вполне заслуженная. И когда встал вопрос, на чьи плечи взвалить махину управления московским хозяйством, выбор Ельцина пал на Юрия Лужкова. Попов согласился, тем более, что предвидел: продовольственное снабжение Москвы будет в ближайшие месяцы важнейшей и тяжелейшей задачей.

Оба не ошиблись: Лужков стал выдающимся руководителем Москвы. Если бы ему хватило реализма уйти с этого поста в 2000 году, в памяти он остался бы как великий мэр, который провел мегаполис сквозь штормы переходного времени и превратил Москву в крупнейший и блистательный европейский центр.

Тогда же, при первой нашей встрече, передо мной сидел кряжистый человек, слегка подавшийся вперед, с выдвинутыми и сведенными плечами, выражавшими некоторую напряженную боевитость.

Представив нас, Попов сказал:

— Евгений Вадимович, Борис Николаевич хорошо знает Юрия Михайловича и рекомендовал назначить председателем Мосгорисполкома. Поработайте, пожалуйста, в этом направлении с депутатами.

— Кто еще этим занимается?

— Владимир Оскарович (Боксер) и Василий Савельевич (Шахновский).

— Наверное, основные претензии будут по работе в «сайкинском» Мосгорисполкоме. Вы же знаете, депутатам хочется убрать всех из старого аппарата.

Попов засмеялся:

— У Юрия Михайловича — алиби. Его Ельцин в исполком пригласил.

Умный, храбрый, волевой, властный Лужков при желании мог быть обаятельным. Выдающийся администратор, человек разносторонний и не боявшийся ставить себя перед новыми вызовами (порой — и химерическими). Как всегда бывает с такими крупными личностями, рядом с ним постоянно вился рой подхалимов и авторов завиральных идей, которым он нет-нет да и покровительствовал.

Но это все проявится потом. Тогда же нам, Боксеру, Шахновскому и мне, предстояло уговорить депутатов, которые с подозрением отнеслись к «представителю старой номенклатуры». В основном, противились представители научно-технической интеллигенции, их было более 40 процентов.

Работа шла трудно. Многие с подозрением относились к попыткам уговорить их голосовать за «представителя старой номенклатуры». Будет Лужков выбран или нет — решится в последний момент, в зависимости от произведенного им лично