Мы занесли багаж в отель, приняли душ, и я предложил: “Давай возьмем эти суточные, немного добавим своих, поймаем такси и поедем на всю ночь смотреть Париж”.

Он не раздумывая согласился. Мы провели волшебный вечер: прокатились по Елисейским полям, посетили Монмартр, где встретили неожиданно много русских художников, зашли в Нотр-Дам послушать капеллу… Кстати, впечатленный, я по возвращении написал песню “Аве Мария”, вошедшую в альбом “Козырная карта”.

Мы получили огромное удовольствие, но когда наконец прибыли в Израиль, организатор встретил нас в страшном унынии: “Ой вэй! Как же так, вы опоздали? Вчера была пресса, телевидение, радио, а сегодня я один. Что делать с рекламой?”

– Но это же не наша вина!

Борис Сичкин и Вилли Токарев за кулисами фестиваля «Звездная пурга». Москва, 2000

Перед обаянием Бориса Михайловича не мог устоять никто.

С поклонницами в Москве

– Ладно, попробуем исправить положение. Сегодня эфир на ТВ.

Мы отправились в студию на какое-то грандиозное ток-шоу где в числе приглашенных был Пласидо Доминго. В общем, спасли положение – на концертах были аншлаги.

В Израиле, помню, мы ходили с ним ночью купаться, потом у рыбаков прямо на пляже купили рыбы, они сварили для нас вкуснейшую уху, мы выпили под нее водочки из переносного холодильника и отправились побродить по злачным местам Тель-Авива. Видели очень много интересного. Боря был человек любознательный, с прекрасной памятью. Мы гуляли по рынкам, сувенирным лавкам, ходили на выставки… А однажды ночью отправились в Эль-Барух (место, славящееся в то время обилием “ночных бабочек”). Мы приехали не за девочками, конечно, а из интереса – тогда вся мировая пресса с возмущением писала об этом явлении, и мы решили взглянуть на него собственными глазами. Были поражены: между огромными фурами шныряли тысячи девушек всех национальностей. Боря посмотрел на эту картину и своим колоритным басом произнес: “Я многое повидал, но такого… Израиль переплюнул всех! Давай делать ноги, Вилли, местечко тут неспокойное”. И мы ушли в гостиницу – на следующий день нам предстоял концерт.

Вместе мы еще посещали Акапулько в Мексике и Рио-де-Жанейро. В Акапулько было частное выступление, а в Рио мы прилетели на концерт для русской диаспоры Бразилии. Ему предшествовала интересная встреча: после концерта в Сан-Франциско ко мне подошел человек, говорящий по-русски, но с очень-очень сильным акцентом. Оказалось, он родом из бразильского Сан-Пауло, сын эмигрантов первой волны. Он записал мой телефон и вскоре организовал выступление. Встречали нас просто с триумфом, после концерта чуть на кусочки не порвали, каждый хотел пригласить в гости, показать город. Целый день возили по центру и окрестностям Рио, угощали в разных ресторанах…

Боря стал для меня больше чем другом – действительно близким по духу человеком. Мы с ним объездили много стран с концертами, исколесили всю Америку. Я увидел в этом человеке гения. В любой обстановке, в любой компании он своими шутками был способен довести собравшихся до экстаза. Люди были мокрыми от слез, а может быть, и от других источников влаги в организме. Бывали и такие случаи! Боря Сичкин – это каскад остроумия. Причем шутки его всегда спонтанны. Он никогда не готовился, не признавал домашних заготовок. Ему хватало природного дара, где всё было на своих местах: уникальный голос, мимика, жесты… В его исполнении даже “бородатые” анекдоты звучали блестяще. Люди рыдали от смеха. Лучшего рассказчика, чем Боря, я в своей жизни не встречал!

При этом он не нашел себя в Штатах. Не раскрыл свой талант так, как он сумел сделать это в Советском Союзе. Правда, в конце жизни его заметили. Он снялся в целом ряде голливудских картин у больших режиссеров, и стоит отметить, что его игру американцы приняли с восторгом. Но со славой после роли куплетиста Бубы Касторского, которую он имел в Союзе, это, конечно, нельзя сравнить.

Да, он собирал полные залы, но это не были серьезные залы. Не “Карнеги-холл”, не Кремлевский дворец. Это были помещения школ, синагог. Нои там надо было платить за аренду, за аппаратуру. Публика приходила на его выступления, но жить с этого было невозможно. Во-первых, нет и не было необходимой концентрации русскоязычного населения в Нью-Йорке, чтобы артист даже такого уровня, как Сичкин, мог выступать пусть не раз в неделю, но хотя бы раз в месяц. Во-вторых, это совершенно иная публика. Просто потому что люди в чужой стране больше думают не о развлечениях, а о том, как заработать на кусок хлеба. Поэтому Сичкин давал большой концерт примерно раз в год. Порой были трудности и с продажей билетов.

Ведь эмигранты воспринимали своих артистов не как артистов, а как соседей, которые ходят с ними по одним улицам, отовариваются в одном магазине…

Порой я слышу, что Борис Сичкин стал заложником образа Бубы. Я категорически не согласен с такими заявлениями. Сичкин как артист был ярок и многолик. Посмотрите, как он сыграл Брежнева в фильме Оливера Стоуна! Если от него требовалось быть серьезным, он, поверьте, полностью соответствовал требованиям режиссера. Но взгляните на Борю, когда он в концертах показывал пародию на Леонида Ильича, и вы увидите абсолютно другую личность. Эта реприза была его коронным номером. На совместных концертах я всегда выходил в зал посмотреть “Брежнева”. Причем каждый раз пародия звучала по-новому.

Благодаря его обаянию и юмору на него с восхищением (а может, и с вожделением) глядели молодые девушки. Они просто млели в его присутствии, грелись в лучах его остроумия. Сичкин пользовался успехом у слабого пола.

Иногда мне задают вопрос: “Почему Боря не выступал в ресторанах Брайтона?” Боря Сичкин и ресторан несовместимы. Его не поняли бы там. Он был артист, артист от Бога. Прийти, спеть, не обращая внимания на жующую, орущую, дерущуюся публику, он не мог. Ему необходимо было демонстрировать свое искусство, а кабак не то место, где народ всегда готов воспринимать талант. Ресторанная эстрада имеет свою специфику, и артисту ее не осилить, стихия Бори – концерты. Он, по-моему, пробовал несколько раз выступать в ночных клубах Брайтон-Бич, но понял, что это не для него.

У Сичкина был обширный репертуар, состоявший прежде всего из пародий и куплетов, поэтому, несмотря на многолетнюю дружбу, я никогда не писал песен специально для Бориса. Он не нуждался в этом, но героем одной из моих вещей он действительно стал. Она звучит так: