Не прошло много времени, а она уже перенесла Воспоминание на страницу. Она взяла лист, удовлетворенная, с ясной головой. Картина Харбранта исчезла из памяти и возникла на бумаге. И вот тут она по-настоящему расслабилась. Как если бы ее сознание не могло избавиться от напряжения, пока Воспоминание оставалось неиспользованным.

Следующим она изобразила Йалба, стоявшего без рубашки, в одном жилете и говорившего с невысоким возницей, довезшим ее до Конклава. Работая, она улыбнулась, вспомнив приветливый голос Йалба. Скорее всего, он уже вернулся на «Удовольствие Ветра». Прошло часа два? Возможно.

Она всегда больше возбуждалась, рисуя людей и животных, чем предметы. Как будто живое существо, возникающее на бумаге, заряжало ее энергией. Город состоял из линий и квадратов, но человек — из кругов и кривых. Сможет ли она передать ухмылку на лице Йалба? Его ленивое самодовольство, то, как он пытается ухаживать за женщиной, стоящей намного выше его? А носильщик, тонкие пальцы и ноги в сандалиях, длинное пальто и мешковатые штаны! Странный язык, острые глаза, замысел увеличить плату, предложив не поездку, а экскурсию.

Рисуя, она не чувствовала, что работает угольным карандашом и бумагой. Она рисовала портреты не ими, а душой. Есть растения, у которых можно что-то отрезать — лист или маленький кусочек ствола, — потом посадить и вырастить точно такое же. Запоминая человека, она отрезала от него кусочек души, маленькую почку, из которой выращивала его на странице. Уголь для сухожилий, бумажная масса для костей, чернила для крови, структура бумаги для кожи. А ритм и царапанье карандаша звучали как дыхание тех, кого она рисовала.

Вокруг ее блокнота собрались спрены творчества, наблюдая за работой. Как и остальные спрены, они всегда были вокруг, но невидимые. Иногда вы притягиваете их. Иногда нет. В рисовании, похоже, дело зависело от мастерства.

Спрены творчества были среднего размера, с ее палец, и светились слабым серебряным светом. Они непрерывно менялись, принимая новую форму. Обычно они становились тем, что только что видели. Ваза, человек, колесо, гвоздь. Но всегда тот же самый серебристый цвет, те же самые крохотные размеры. Они абсолютно точно имитировали форму, но потом предмет двигался самым странным образом. Стол крутился как колесо, ваза разбивалась и немедленно чинилась.

Ее рисунок собрал около полудюжины спренов, акт творения привлекал их к себе, как яркое пламя притягивает спренов огня. Она научилась не обращать на них внимания. Они были нематериальны — если она проводила рукой через одного из них, он размазывался, как разбросанный песок, потом восстанавливался. И она ничего не чувствовала, касаясь их.

Наконец, удовлетворенная, она подняла страницу. Рисунок изображал Йалба и носильщика, с намеками на оживленный город за ними. Она схватила выражение их глаз. Самое важное. Каждая из Десяти Сущностей воплотилась в какой-то части человеческого тела — жидкость в крови, дерево в волосах и так далее. Глаза связывали с хрусталем и стеклом — окнами в душу человека.

Она отложила лист. Некоторые люди собирали трофеи. Другие оружие или щиты. Многие коллекционировали сферы.

А Шаллан собирала людей. Люди очень интересовали ее. Возможно, потому, что в юности она жила как в тюрьме, почти ни с кем не общаясь. Вот она и развила в себе привычку запоминать лица, а потом их зарисовывать, и как-то раз отец обнаружил портреты садовников. Его дочь? Рисует портреты темноглазых? Он пришел в ярость — один из тех нечастых случаев, когда его приводящий в ужас многих гнев обрушился на собственную дочь.

После этого случая она рисовала людей только тогда, когда ее никто не видел, а открыто рисовала насекомых, раков и садовые растения. Против этого отец не возражал — зоология и ботаника были традиционными женскими занятиями — и подталкивал ее выбрать Призванием естествознание.

Она взяла третий чистый лист. Похоже, он умолял заполнить его. Чистый лист — только возможность, бесполезная, пока ее не используют. Как полностью заряженная сфера, заточенная в мешочке, препятствующем ей изливать в мир свет.

Заполни меня.

Спрены творчества собрались вокруг листа. Они все еще здесь, любопытствующие, как будто предвидящие.

Шаллан закрыла глаза и представила себе Джаснах Холин, стоящую перед огромной глыбой, загородившей дверь; в ее руке сверкает Преобразователь. В коридоре тихо, слышны только детские всхлипывания. Присутствующие затаили дыхание. Волнующийся король. Всеобщее внимание.

Шаллан открыла глаза и начала неистово рисовать, полностью забыв о себе. Чем меньше она была здесь и чем больше там, тем лучше будет рисунок. Первые два рисунка были разминкой, этот будет шедевром дня. Безопасная рука прижимала бумагу к столу, а свободная летала над листом, иногда меняя карандаши. Мягкие угольные карандаши для толстых черных линий, вроде прекрасных волос Джаснах, твердые для светло-серых, вроде могущественных волн света, выходивших из камней Преобразователя.

Несколько длинных мгновений, и Шаллан снова очутилась в коридоре, наблюдая за тем, чего быть не должно: еретичку, владеющую одной из самых священных сил в мире. Силой, при помощи которой Всемогущий сотворил Рошар. У Всемогущего есть и другое имя, которое могут произносить только арденты. Элитанатил. Тот, Кто Преобразовывает.

Шаллан могла вдыхать запах заплесневелого коридора, слышать хныканье детей, чувствовать, как ее сердце забилось в предвкушении. Валун скоро преобразится. Унесенный прочь Штормсветом из гемм Джаснах, он изменит свою сущность, став чем-то другим. У Шаллан перехватило дыхание.

А потом воспоминание растаяло, и она вернулась в полутемный тихий альков. На листе возникло великолепное черно-белое изображение той сцены. Гордая принцесса подчиняет своей воле и сокрушает упавший камень. Это она. Шаллан знала, безошибочной интуицией художника, что это один из ее лучших рисунков. Она сумела по-своему познать Джаснах Холин — то, что никогда не получалось у девотариев. Она пришла в эйфорический восторг. Даже если знатная дама опять отвергнет Шаллан, одно она не изменит: Джаснах Холин присоединилась к коллекции Шаллан.

Она вытерла пальцы о тряпочку для чистки, подняла лист бумаги и рассеянно заметила себе, что на этот раз собрала две дюжины спренов творчества. Теперь она должна отлакировать рисунки соком сгибдерева, чтобы защитить их от пятен и дать углю впитаться. В сумке есть бутылочка. Но сначала она захотела изучить рисунок и фигуру на нем. Кто такая Джаснах Холин? Не та, кого можно запугать. Да, она, мастер в женских искусствах, женщина до мозга костей, но ни в коем случае не слабая.

Такая оценит решительность Шаллан и выслушает еще одну просьбу об ученичестве, если ее правильно представить.

Кроме того, Джаснах была рационалистом, женщиной, имевшей смелость, основываясь на своих собственных умозаключениях, отрицать существование Всемогущего. Джаснах оценит силу, но только в том случае, если она будет основана на логике.

Шаллан кивнула себе, взяла четвертый лист бумаги и самое тонкое кистьперо, потом тряхнула и открыла бутылочку с чернилами. Надо доказать Джаснах, что она умеет логически мыслить и хорошо писать. И какой же способ может быть лучше, чем написать ей письмо?