Заинтересованные лица начинают тяжбы только ради своей выгоды, и они ни перед чем не остановятся.

— Вы думаете, что это самое обычное явление?

— спросила Цин Ни.

— А что в этом может быть необычного? Это особенность китайского менталитета. Это называется властью суда. Китайское законодательство именно такое. И это ещё не сравнимо с нашей культурной революцией.

— Директор Ван, а что будет следующим шагом в этом деле? — спросил внимательно слушающий Ван Тао.

— Следующий шаг? Трудно сказать. Разве не слышали, что люди из Хэбэя схватили Ли Зонга в столичном аэропорту для дальнейшего разбирательства? Я вам скажу, что следующим шагом будет требование денег. Они потребуют выкупа. Если им не дадут денег, то они его не отпустят. Да, будет именно так.

— Такой подход к делу в Хэбэе ещё суровее, чем во Внутренней Монголии, — сказала Цин Ни со вздохом.

— Однозначно! Во Внутренней Монголии люди простые, и органы юстиции ещё не очень хорошо работают, поэтому никто за тебя не вступится. В случае с Ли Зонгом есть ещё одна вероятность, — если его семья не заплатит выкуп, то местные полицейские обратятся к вам, поэтому надо быть готовыми защищаться. Ван Тао, ты же работаешь в отделе кадров вашей воинской части? Надо бы нам с тобой разузнать, сколько сейчас нужно заплатить, чтобы не служить.

— Заплатить, чтобы не служить? — Ван Тао вытянул шею.

— Да, — директор Ван снова выпрямился в своём кресле.

— Обычно не надо платить, чтобы поступить на службу. Но никто не знает, сколько могут получать посредники за подобные услуги. Возможно, около восьмидесяти или девяноста тысяч.

— Так дорого? — директор Ван широко открыл глаза.

— Это всё экономическая ситуация… Войска совсем не получают денег. Военным мужчинам платят около тридцати тысяч, вот вы и подумайте, — лицо Ван Тао раскраснелось ещё больше.

— Я тогда этого не могу понять, но, кажется, с этим ничего нельзя поделать, — сказал задумчиво директор Ван.

Когда они вышли из офиса, Цин Ни спросила Ван Тао, что он думает о директоре Ване. Ван Тао склонил голову, ничего не ответив. Цин Ни больше всего не нравилась эта его особенность — притворяться глухим, чтобы не говорить ни плохого, ни хорошего. Цин Ни со злости отвернулась от него.

— Цин Ни, директор Ван — проныра, у него нет никаких жизненных принципов. Если будет выгодно ему, он всё сделает. Просто он такой человек, развратный человек, — Ван Тао посмотрел на Цин Ни.

— Ты только что с ним познакомился и уже можешь сказать, развратный он или нет? — Цин Ни посмотрела на него.

— Это же очевидно. Вы, женщины, тем более должны видеть это.

— Что ты имеешь в виду? Что я претворяюсь, как будто ничего не понимаю? — Цин Ни рассердилась.

— Нет, совсем нет, — лицо Ван Тао вспыхнуло алым цветом. — Я совсем не это имел в виду.

— А что тогда?

— Я, я… просто хотел тебя предупредить, чтобы избежать…

— Избежать чего? Говори яснее.

— Я… Я…

— Не мямли. Если есть что сказать — говори.

— Я… Я боюсь, что с тобой что-то плохое может случиться.

— Что-то плохое случиться? Не прикидывайся дураком. Кто я тебе? Я не твоя подружка.

— Цин Ни, не сердись, я сказал без всякой задней мысли.

— Ты думаешь, я ничего не понимаю? Не смотри, что я молодая, что только закончила учёбу, что кроме юриспруденции ничего больше не умею. Глаза у меня видят всё хорошо, и я могу различить, что к чему.

— Конечно, можешь, даже перечислять не надо все случаи, — Ван Тао пытался успокоить Цин Ни. Он с самого начала переживал, в каком окружении работает Цин Ни. Но сегодня, посмотрев на этого старого пройдоху Вана в толстым пузом, решил, что пока он не представляет для него угрозы.

Позвонил начальник прокуратуры и сказал, что они организуют приём, на который хотят пригласить представителей разных слоёв общества, и что Цин Ни должна сообщить об этом директору Вану и сама прийти на приём после обеда. Цин Ни передала приглашение. Услышав про приём, директор Ван расхохотался, выпрямившись в своём высоком кресле, а затем достал аппарат и измерил себе давление.

— Я не пойду, — сказал он, опять расплывшись в кресле.

— Почему? — спросила Цин Ни, повернув голову на вошедшего в офис юриста Вена.

— Ну что ещё за приём? Понятно же, что опять будут искать спонсоров и просить помочь деньгами. Ты можешь пойти, с тебя они ничего не смогут взять, потому что ты не хозяйка конторы, а вот если я пойду, придётся выложить для них юаней пятьсот. Дать много жалко, дать мало не подобает, и вообще только кретины могут стать их спонсорами. Если уж дарить деньги, то хотя бы симпатичному тебе человеку, а отдавать просто так, в казну? Пустые траты.

— Директор Ван, так мне надо или не надо идти?

— спросила Цин Ни.

— Иди, иди, может, выкинешь там что-нибудь, что сыграет нам на руку, — сказала кислым голосом адвокат Ли.

Цин Ни не хотела опускаться до уровня таких женщин, которые ненавидят всех, кто моложе их и красивее. Это уже психическое отклонение, климактерический синдром.

Адвокат Ли каждый день была при полном макияже, пила с риском для здоровья какие-то омолаживающие пилюли, и при этом отчаянно старалась унизить всех других женщин, как будто вся злоба мира была заключена в них.

Стоя у ворот, Цин Ни сказала Ван Тао, чтобы он её не ждал, потому что ей ещё надо идти в прокуратуру на приём. Ван Тао сказал, что если директор Ван не идёт на приём, то и ей не надо идти. Чтобы не обидеть его, она сказала, что подумает об этом.

Несколько дней назад Цин Ни встретила матушку Тэму, которая приехала из скотоводческого района Внутренней Монголии. Женщина не говорила на общепринятом мандаринском наречии и поэтому сейчас искала, кто бы мог ей помочь с переводом. Как только Цин Ни увидела матушку, её сердце сжалось от боли, и она заплакала. Матушка Тэму только и говорила о том, какой её сын хороший, и она никак не могла поверить, что её сын изнасиловал женщину. Она достала какой-то замасленный мешочек, вынула из него пачку купюр и, не пересчитывая, вложила их в руку Цин Ни.

Цин Ни не могла ей отказать.

Дело Тэму уже находилось на стадии рассмотрения документов и его вот-вот должны были передать в суд. Цин Ни вся сгорала от беспокойства из-за этого, поэтому пойти на приём было просто необходимо. Хотя из слов, сказанных директором Ваном, она поняла, что отдавать деньги в казну — бесперспективное