проливались на землю, где валялись втоптанные в грязь белые знамёна. Кровь собиралась в нескончаемые реки, небесные светочи отражались в их зеркальной поверхности, и белые флаги медленно восставали из грязи, пропитываясь насквозь кровью и отражениями светил, превращаясь в ало-звёздные стяги.

Их становилось всё больше, ряды выстраивались ровнее, и грозное величие крепости, уже ничем не напоминавшей себя изначальную, ужасало не только врагов, но и самых близких.

Усилившийся ветер больше не приносил слабый, едва слышимый стон. Ураганные порывы, сбивающие с войсковых знамён звёзды, швыряющие их на землю, топящие в крови, выли голосами чудовищ, а там, где падали восьмиконечные символы рода Феанаро Куруфинвэ, из липкой алой жидкости поднимались мечи и копья. С новыми и новыми знамёнами.

А потом ветер принёс огонь, и всё потеряло смысл.

***

Содрогнувшись всем телом и открыв глаза, Макалаурэ сел на постели и осмотрелся: никакой крови, никаких звёзд. Только полумрак, тепло дыхания спящей рядом эльфийки и тянущая изматывающая боль в груди.

Погладив ладонью чёрные шёлковые волосы любовницы, менестрель встал и, лишь слегка прикрыв наготу, подошёл к окну: алый со звездой флаг на самой высокой из достроенных башен слегка колыхался на ветру, чуть слышно стонущем в бойницах.

— Я должен жить дальше, — выдохнул Макалаурэ, трогая пальцами струны огромной золотой арфы. — И осознать, наконец, свой статус. Просто должен. И всё.

Примечание к части Стихи прекрасного автора Белое_Безмозглое

https://ficbook.net/authors/2493244 Власть, которой достойны

Сражение с Морготом давно отгремело, на Митриме чаще и чаще слышались песни о доблести воинства эльфов, однако менестрели каждый раз возвращались к плачу о Феанаро Куруфинвэ. Стихи баллад казались горьким намёком, что гибель лидера стала крахом для его народа. Об этом не говорилось открыто, но не думать о подобном было невозможно, и рыдание струн отдавалось болью и тревогой в сердцах.

Звёзды мерцают на небосводе,

Алая кровь по земле расплескалась,

Мёртвые воины смотрят бесстрастно,

Взором недвижным в небо уставясь.

Очи устало сомкнул Феанаро,

Бой свой последний закончив до срока.

Левой рукой меч сжимает упрямо,

Скомкан доспех, и нагрудник расколот.

Чёрные камни залиты кровью,

Холодом смерти тело сковало,

Раны пульсируют жгучею болью,

Горло сжигает страшное пламя.

Скорбью охвачены Феаноринги.

Смерть приближается неумолимо —

Больно дышать, тяжело шевельнуться,

Жар обжигает уже нестерпимо.

Лёгкие пламя из бездны сжигает,

Хоть бы вздохнуть напоследок без боли!

Слабость покрытого ранами тела

Превозмогает железная воля.

Твёрд его голос, и взор его ясен,

Видит он больше, чем видел прежде…

Клятву за ним сыновья повторяют,

Им перед смертью он дарит надежду.

Боль угасает, воля слабеет,

Рвётся на волю дивное пламя.

Вспышка — и пеплом рассыпалось тело.

Вот и закончилась жизнь Феанаро.

Мелодия таяла в тумане, чтобы повториться снова, и ощущение бессилия и растерянности набирало сокрушительную мощь.

***

Огромный зал с расписанными сценами Битвы-под-Звёздами сводами впервые за время существования крепости Феанарион принял одновременно всех шестерых сыновей великого нолдорана. И впервые здесь звучали управляемые магией инструменты, однако какая бы ни слетала со струн мелодия, любая тема казалась кошмаром: валинорские песни напоминали о тьме и пролитой в Исходе крови, несправедливости со стороны Валар и малодушии собратьев; баллады, написанные во время плавания, невольно возрождали образ горящего флота, бунта и казни предателей; а средиземская музыка казалась слишком скучной, либо вновь рыдала о погибшем короле, заставляя думать про оставленного в плену врага брата.

Каждый Феанарион хотел, чтобы воцарилась тишина, однако выглядеть самым виноватым желания ни у кого не возникало, поэтому инструменты продолжали звучать, меняя знакомые темы почти до неузнаваемости.

Почти.

— Меня мало интересует, что наш брат-менестрель решил поиграть во владыку и заказал твоим мастерам корону, — скривился Туркафинвэ, говоря очень тихо, чтобы слышал его лишь Курво, — гораздо важнее, о чём щебечут птахи в лесах. Пока мы охотились, эти трусливые создания верещали о гнёздах и хвастались птенцами, а вчера я слышал о хищниках. И, Курво, по сбивчивому щебетанию я понял — трусливая мелочь поёт о летучих гонцах Моргота. Я распорядился выслать в леса охотников.

— Полагаешь, — задумался Куруфинвэ, — нам снова предложат сделку? Нельо… Ещё жив?

— Птахи не летают через Ард-Гален к Ангамандо, — хмыкнул Туркафинвэ, — я же говорю — трусливые.

«Как и мы…» — с неприятным чувством подумал Куруфинвэ-младший.

— Моргот ничего нам не предложит, — продолжил говорить беловолосый Феаноринг, — кроме новой войны. И его шпионы сделают всё, чтобы мы быстрее отправились в бездну на вечные мучения, а сам Моргот таким образом сможет реабилитироваться перед братьями-Валар, преподнеся им трупы и души мятежников. Что ты на меня так смотришь, Курво? Ты знаешь, что, в отличие от трусливых птах, орлы Манвэ летают над землями на севере, и Владыка Арды прекрасно знает, что там происходит. Как видишь, Морготу никто не пытается мешать делать то, что он хочет. Не удивлюсь, что Нельо вывесили не для нас, а для Валар! Мол, видите, как я поступил с вашими обидчиками? Вы отомщены, братья!

— Тьелко, — в глазах Куруфинвэ застыл ужас, — не говори этого вслух.

— Нам нечего терять, забыл? Более того, я считаю, надо вновь начать использовать Палантири.

— Нет! Отец же объяснял, почему нельзя! Один из Видящих Камней в руках врага! А Палантири связаны между собой!

— Моргот и так про нас всё знает! — вспыхнул Туркафинвэ, и сидевший через стол от него занятый записями Тэльво замер и поднял глаза.

— Успокойся, — сказал младший из близнецов, — если бы Моргот мог, он бы уже уничтожил нас. Но этого пока не случилось.

Туркафинвэ сделал глубокий вдох и взялся за поднесённое вино.

— Господин наместник, — взгляд голубых глаз эльфа выстрелил в сторону старшего брата, — может быть, начнём совет? Морифинвэ уже, кажется, заснул за столом, Амбаруссар трижды пересмотрели свои записи, мы с Курво больше не спорим, леди твоего сердца, наверняка, хочет поскорее закончить беседу и отправиться в покои. Вместе с тобой, конечно.