Как только скрипучий голос отскрипел, церб объявил, что через пятьдесят миллисекунд информация на носителе будет уничтожена без возможности восстановления. В целях безопасности резидента и самого вновьприбывшего агента.

После чего в акустическом диапазоне пошло сплошное шипение паразитических наводок. А в оптическом неясный полумрак – примерно как дневной свет сквозь плотно сжатые веки.

Кирилл отсоединил шайбу от лайна, протер ее носовым платком и, приоткрыв дверцу кабины, выкинул на улицу. Конечно, таким поступком он нанес некоторый урон собственному карману – шайбу можно было сдать в ближайшую скупку и получить на свой счет пяток кредов. А на свою задницу – пару ржавых пистонов. Потому что в этом случае образуется оперативная цепочка, по которой, при вражеском желании, вполне можно пройти. И имея мобильный анализатор запаха, убедиться в том, что сдал шайбу в скупку галакт с базы «Незабудка А-три» по имени Кирилл Кентаринов. Доказать, правда, ничего не удастся, но вражеский лазутчик – не прокурор на судебном заседании, ему по самые помидоры хватит и самого маленького подозрения. Поэтому пусть шайба валяется на улице. Пока ее не подберет совершенно посторонний человек…

А мы лучше подумаем – на какое дело нас теперь направляют, какое задание поручают? И почему такие сложности с передачей задания? Не хотят ли меня в очередной раз использовать в качестве приманки? Вот только кто на сей раз сыграет ту роль, что на Марсе выполнила Сандра-Громильша? Кто прищучит Дога незабудкинского разлива? И еще этот столь ощутимый взгляд…

Впрочем, со взглядом можно разобраться без промедлений.

Кирилл вновь выбрался из кабины, пинком отбросил в сторону валяющуюся на земле шайбу. Поднялся клуб пыли, а кругляшка сверкнула на солнце никелированным боком и улетела в придорожную канаву, тянущуюся вдоль сквера.

Кирилл запер кабину «чертенка» и снова отправился к «Счастливой полночи».

Патруля и след простыл.

В забегаловке было пусто, лишь в дальнем углу сидела парочка: какой-то безмундирник в коричневом костюме при галстуке и дамочка с ним, по виду явная проститутка. Столы возле двух окон были не заняты.

Кирилл подошел к стойке, заказал кофе по-турецки, расплатился кредиткой и сел за стол возле ближнего к выходу окна.

Стены забегаловки были задрапированы черным материалом. Наверное, так владелец представлял себе полночь. Как он представлял себе счастье этой полночи, было совершенно непонятно. Во всяком случае, в интерьере кафе не было ничего хоть отдаленно напоминающего счастье. Ну разве лишь парочка в дальнем углу, однако и те внимательному глазу вряд ли представлялись счастливыми. Воистину неисповедимы ассоциации владельцев кафешек, заброшенных в дальние космические углы!

Через пяток минут официантка в классической форменной одежде (черная юбка, белая блузка с белым передничком и белая же наколка на сиреневых волосах) подцокала на каблучках, принеся ему заказанный кофе.

– Секундочку, сударыня? – сказал Кирилл, когда она собралась отвалить на обратный курс.

– Да, – девица с готовностью склонилась в его сторону, продемонстрировав в разрезе блузки гордость любой женщины, – слушаю вас. Желаете чего-нибудь еще, сержант?

Кирилл не удивился: официантки, работающие в подобных заведениях, как правило, разбираются в воинских званиях.

– Понимаете… – Кирилл изобразил на физиономии растерянность провинциала. – Я договорился у вас в «Полночи» встретиться с приятелем. Он тоже военный. Не появлялся тут такой?

Официантка с готовностью улыбнулась:

– Был тут один военный. Но вряд ли он – ваш приятель.

– А почему вы так решили? – Кирилл улыбнулся в ответ.

– Да потому что повзрослее вас будет. И по званию старше. Майор. Такой строгий дядечка с небольшим шрамом под левым глазом и прихрамывающий на левую ногу.

– А больше никого не было?

– Нет, знаете ли. У нас обычно народ набирается к вечеру, когда рабочий день заканчивается. Тогда тут просто не протолкнуться. – Официантка снова улыбнулась, на этот раз отчасти виновато. – Кстати… О нас принято говорить "в «Полуночи», а не "в «Полночи».

Чем– то она в этот момент напомнила Кириллу марсианскую знакомую Верку-Вериану из «Сидонии», которую он так больше и не встретил – ни в «Ледовом раю», куда она вроде бы направилась, поддавшись его агитации, ни на улицах Гагарина. Впрочем, в отличие от Верки, здешняя официантка не носила колготок с дырами и от нее за версту несло уверенностью в себе и определенной успешностью, если людей подобных профессий вообще можно называть успешными.

– Понял, – сказал Кирилл. – Надеюсь, мне еще не раз удастся побывать у вас в «Полуночи».

Официантка поставила поднос на соседний столик и вдруг помрачнела, а Кирилл всей своей юной галактской шкурой почувствовал, что он этой девице вовсе не безразличен. Как и десяткам других метелок – что на Марсе, что здесь, на Незабудке.

«Чем же это я их так привлекаю, кол мне в дюзу?!» – спросил он сам себя. И не нашел ответа, кол им в дюзу!… Медом вроде не намазан… И на шоколадный тортик не похож…

– Сюда многие из ваших заходили, – сказала официантка, сложив руки на белом передничке. – И многие из них давали нам подобные обещания. Но не вернулся ни один. Хорошо, если их куда-нибудь в другое место перевели… Однако мне кажется, что их попросту убили проклятые монстры.

В пору было помрачнеть и Кириллу, ибо это называется «каркать», и после подобных слов тут же появляется желание сплюнуть через левое плечо и постучать костяшками пальцев по дереву, мысленно творя молитву Единому о лучшей судьбе, которую он волен тебе уготовить.

Но Кирилл улыбнулся со всей беззаботностью, на какую был только способен. Потому что именно в этот момент к нему вдруг пришла уверенность в том, что именно твои мысли являются творцами твоей судьбы, а вовсе не Единый. Как ты сам о себе думаешь, тем и станешь. Будешь жалеть себя и собственную судьбу, и придет к тебе тот самый конец, которого ты так боишься и с мыслями о котором не можешь справиться. А будешь уверен в себе и в долгой своей жизни, пролетят мимо клыки и когти монстров. То есть гостей…

– Как тебя зовут? – спросил он тихо.

– Серена, – сказала официантка.

– Я обещаю тебе, Серена, еще не раз побывать в вашей «Полуночи». И мое обещание – не пустые слова. Клянусь Единым!

Он дождался, пока она ему поверила, улыбнулась той начальной, беззаботной улыбкой и, подхватив поднос, зацокала каблучками к стойке. Тогда он залпом допил кофе и направился к дверям. У дверей он оглянулся.

Серена смотрела ему вслед и не было в выражении ее лица никакой уверенности в том, что она видит его не в последний раз.

«Почему все так убежденыв моей скорой смерти? – спрашивал он себя, шагая в сторону „чертенка“. – И прапор Малунов. И медсестра Ирина. И капральша Мариэль. И даже эта официантка».