Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите, что я расспрашиваю, – смутилась она, – вы не обязаны отвечать…
– Ничего! – мужчина снова улыбнулся. – Я действительно не из их компании… Это моя мастерская, я разрешаю им собираться здесь время от времени.
– Так вы – тот самый художник, владелец мастерской? – оживилась Тина. – Это ваши работы?
– Ну да, мои, – хозяин квартиры развел руками, – вынужден признаться… Вам не понравилось?
– Нет, наоборот, очень понравилось! – запротестовала Тина. – Особенно вот эта картина… скажите, это ведь реальное место? Вы там бывали?
– Да, я написал эту картину с натуры… – Художник посерьезнел. – А почему вы спрашиваете?
– Потому что я тоже там была, – неожиданно для себя призналась Тина, – совсем недавно.
Она хотела добавить, что была там со своим другом, но отчего-то не захотела упоминать Кирилла. Вместо этого она добавила:
– Это заброшенная деревня. И она произвела на меня очень сильное и странное впечатление.
– Вот интересно… – задумчиво проговорил художник, – я тоже часто вспоминаю эту деревню. У меня там было такое впечатление, будто за мной кто-то наблюдает.
– Как странно! – Тина внимательно взглянула на хозяина мастерской. – А ведь у меня тоже было сходное чувство…
– Знаете, – оживился художник, – бывают такие места, где ты чувствуешь, что, кроме тебя… Кроме нас, людей, здесь есть еще кто-то. Кто-то, кто прячется от нас, следит за нами, но не хочет, чтобы мы его увидели. Я говорю не о животных, – поспешно добавил он. – Я говорю о ком-то другом. Знаете – лешие, русалки, всякая нечисть, порожденная народным сознанием, так вот мне кажется, что это не просто вымысел, что за этими словами что-то или кто-то есть.
Художник на мгновение замолчал, взглянул на Тину, чтобы понять ее реакцию на свои слова, потом продолжил:
– Природа скрывает много тайн. Как-то раз я ночевал в палатке на берегу реки в Карелии и проснулся ночью оттого, что услышал рядом с палаткой чьи-то шаги. Я испугался, подумал, что это медведь, нашел ружье – но шаги стихли так же внезапно, как возникли. Я пролежал до рассвета, потом выбрался из палатки. Мои вещи были разбросаны, котелок, который висел над кострищем, оказался на берегу реки, но самое главное – на снегу возле самой палатки я увидел отчетливый отпечаток ноги. Босой человеческой ноги!
Художник взглянул на Тину, чтобы понять, верит ли она ему, и повторил:
– Да, это был отпечаток босой ноги, только очень большой, больше, чем у любого человека. Я понимаю, что это звучит как настоящий бред. Но я видел, видел этот след собственными глазами! Я захотел его сфотографировать, но мобильный телефон, как назло, разрядился… Вы мне не верите?
– Верю, – ответила Тина без раздумья.
Она вспомнила, как сама увидела след на подтаявшем снегу возле избушки, где они с Кириллом ночевали. Вспомнила, как этот след растаял под лучами неяркого осеннего солнца. Растаял прежде, чем она смогла сфотографировать его или хотя бы показать Кириллу.
Она даже хотела рассказать это художнику, но отчего-то передумала. Неизвестно, куда может завести этот разговор. А разбалтывать первому встречному про книгу, про поединок в библиотеке и уж тем более про свои сны, она не собирается – если не посмеется, то уж точно уверится, что она не совсем нормальна.
А он продолжил, не замечая ее молчания:
– Так вот, после этого случая я все время думаю, что в лесах, в горах, везде, где нет людей или где их мало, где они еще не все вытоптали, не все замусорили – везде есть кто-то еще, кто-то, кто жил здесь до нас, и для кого мы – грубые и шумные пришельцы… Я даже стал писать свои пейзажи, стараясь передать в них ощущение чьего-то незримого присутствия. Как будто там кто-то только что был, и этот кто-то вернется, как только мы уйдем и наступит тишина!
«Ах, вот в чем дело, – подумала Тина, рассматривая пейзажи, – то-то мне манера эта показалась знакомой…»
– А скажите, портреты в коридоре – они тоже ваши? – поинтересовалась она, вспомнив, какое неприятное впечатление произвели на нее те портреты.
Художник, который писал эти портреты, словно специально старался выпячивать какое-то одно нехорошее свойство характера – зависть, злобу, вредность…
– Нет, это от прежнего владельца мастерской остались, – улыбнулся Тинин собеседник, – он умер, а наследники эти работы взять отказались – никуда, говорят, не годятся, кто такое купит. Человек он был и правда неприятный, характер скверный, но талант большой. Типов таких специально искал, еще деньги им платил, чтобы портрет написать. Коридор свой так и называл – галерея монстров. Глядя на них, сразу видно – этот от зависти сохнет, этот всех ненавидит, этот – котов бездомных травит… Ужас, конечно, но рука у меня не поднимется выбросить – все же работа мастера. Понимаете?
– Понимаю. Вы интересный человек! – проговорила Тина искренне. – Но скажите – что у вас общего с этим гипнотизером и его учениками? Вы совсем не похожи на них!
– Общего? Да, ничего! – художник снова улыбнулся своей удивительной улыбкой, на этот раз она показалась Тине немного смущенной. – Честно говоря, я пускаю их сюда из любопытства. Знаете, среди них попадаются очень забавные персонажи. Некоторых из них я рисую, как-нибудь тоже устрою выставку портретов. А как вы здесь оказались? Вы тоже не похожи на них!
– Меня привел сюда… – Тина на мгновение замялась, подбирая слово, и выбрала самое нейтральное: – Меня привел сюда знакомый. Кстати, сейчас я его потеряла и теперь не знаю, как отсюда выбраться. Сюда мы шли таким сложным путем… не уверена, что я смогу повторить этот путь самостоятельно.
– А, вот оно что! – художник усмехнулся. – Это гипнотизер, он специально показал своим ученикам только этот сложный путь. Тем самым он окружил себя еще большим ореолом таинственности, кроме того, такой долгий и трудный путь заранее настраивает их на соответствующий лад, придает их встречам гораздо большую значительность. А на самом деле сюда можно попасть гораздо проще и быстрее. Соответственно, так же просто можно и выйти отсюда. Если хотите, я покажу вам этот короткий путь…
– Да, пожалуйста! – Тина очень обрадовалась, ей захотелось как можно скорее выбраться из этой мастерской, попасть в обычный мир, к нормальным людям.
Художник провел ее по коридору на кухню. Кухонька была маленькая, здесь умещались только стол, накрытый яркой скатертью, холодильник, пара стульев и плитка. Угол был задернут шторой в красных и желтых разводах. Художник отдернул эту штору, за ней оказалась дверь, запертая на массивную железную щеколду.
– Ну вот, – проговорил хозяин, отодвигая щеколду и отпирая дверь, – вы спуститесь по лестнице и окажетесь во дворе. Там – налево под арку, и улица… Извините, что не провожаю вас…
– Да нет, что вы, большое спасибо! – Тина улыбнулась ему.
– Да, – спохватился он, – меня зовут Всеволод, Всеволод Паничкин…