Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый же выстрел был безукоризнен. Комбинированный двенадцатидюймовый снаряд угодил точно в центр груди лангобардскому рыцарю, отшвырнув его в сторону с такой легкостью, будто это был обернутый фольгой грецкий орех, а не боевая машина весом в пятьдесят имперских тонн. Будь снаряд бронебойным, он легко прошиб бы противника насквозь, но Гримберт нарочно выбрал осколочно-фугасный. Не в праве еретиков претендовать на милосердие.
От страшного удара бронированный корпус лангобардского рыцаря лопнул, точно рачий панцирь в стальных щипцах. Бронепластины рассыпались чешуей, между ними вырвались струи раскаленного пара и масла – кровь металлического рыцаря из рассеченных трубопроводов быстро покидала смертельно раненное тело. Он еще пытался двигаться, даже шагнул в сторону спасительной стены. Должно быть, ударная волна пощадила рыцаря в бронекапсуле, а может, доспех все еще пытался выполнить приказ, отданный мертвецом. Что ж, механизмы зачастую отличаются тем же упрямством, что и варвары – всегда пытаются выполнить приказ во что бы то ни стало…
Какую-то секунду казалось, что лопнувший доспех попросту рухнет вниз, сделавшись частью обильных батальных декораций, слившись с обломками стен и капониров, но судьба уготовила ему другую участь. Он вдруг оглушительно взорвался, с такой силой, что взрывная волна взметнула над полем боя целую стену из песка и пыли. Скорее всего, вызванный попаданием «Тура» пожар достиг боеукладки.
Верят ли еретики в Царствие Небесное или Геенну Адскую? Едва ли. Их грязные языческие божки, скорее всего, сулят им другую участь. Но Гримберт надеялся, что душа этого, разорванная в лоскуты и истекающая ихором, окажется прямиком в аду и оставшуюся ей вечность проведет в тщетных попытках собрать себя воедино.
Второй лангобард оказался опытнее своего никчемного сородича. Резко развернулся, выполняя маневр уклонения, и выплюнул навстречу «Золотому Туру» сдвоенный залп из своих мортир. Гримберт едва не расхохотался, увидев разрывы его снарядов в ста метрах от «Золотого Тура». Жалкий ублюдок. Если он в самом деле собирался бросить вызов лучшему рыцарю Туринской марки, мог бы, по крайней мере, озаботиться приобретением действующего дальномера, вместо того чтобы спускать все деньги на никчемные украшения.
Доспех его в самом деле был богато украшен, но украшен в омерзительной варварской манере, исходя из своеобразных представлений его владельца о красоте. Появись такой рыцарь на улицах Турина, едва ли он стяжал бы себе что-то кроме презрительных смешков да комьев смолы от беспризорных мальчишек. Вместо изящных сигнумов, позолоченных крестов и девизов на латыни, которыми позволительно было украшать броню среди имперских рыцарей, этот щеголял отвратительными и жалкими украшениями, которые более подчеркивали его жалкое состояние, чем боевой дух. Плюмажи из колючей проволоки, грубые кольчужные эполеты, ограничивающие сектора стрельбы, какие-то нелепые, набитые прямо на броню, золоченые бляхи с неведомыми Гримберту письменами…
Определенно, он окажет миру большую услугу, уничтожив этого самозваного рыцаря.
Омерзительно было бы даже полагать такого противника рыцарем. Просто грязный варвар, слишком живучий, чтобы издохнуть, когда лекарь-самоучка воткнул ему в череп нейропорт, чудом не сварив мозг прямо в скорлупе. Гримберт не испытал даже толики сочувствия, когда орудие «Золотого Тура» вогнало двенадцатидюймовый бронебойный снаряд прямо в его незадачливого хозяина, чья капсула была укрыта бронеколпаком в форме топфхельма[46].
Бронеколпак не отбросило, как он ожидал, наоборот, вмяло бесформенным стальным комом в торс вместе с незадачливым хозяином. Как это похоже на варваров – кичиться никчемными украшениями и при этом экономить на броне! Впрочем, его хозяину уже не придется корить себя за недальновидность. Если он о чем-то и жалеет в этот миг, то только о том, что не умер сразу.
«Золотой Тур» развернулся в сторону третьего противника еще прежде, чем мощная гидравлика сервопривода загнала в раскаленный ствол новый снаряд, коротким зуммером известив о готовности к стрельбе. Третий выстрел – и он сможет нагнать Магнебода, ведущего его рыцарское знамя, чтобы успеть занять в нем должное положение. Он должен находиться на острие копья, чтобы быть первым, кто шагнет в пролом крепостной стены, чтобы никто потом не мог сказать, будто маркграф Туринский укрывался где-то в тылу, когда его рыцари выжигали оплот ереси!..
Третьего рыцаря не было. Гримберт заставил «Золотого Тура» мотнуть тяжелой, как барбакан[47], головой, пытаясь разглядеть того, но тщетно. Неужели успел сманеврировать, пока «Тур» разбирался с его собратьями? Зайти в тыл? Отступить? Необычайная прыть для столь никчемной машины! Но даже если какое-то еретическое богопротивное чудо помогло ему выйти из сектора огня, едва ли он продлит этим свое существование более чем на пять секунд.
Радар медлил еще две томительные секунды, прежде чем обновить показания, но даже после этого все отметки в визоре остались на своих прежних местах. Вот клин туринских рыцарей, размеренно движущийся по направлению к Арбории, вот приотставший Магнебод на своем «Багряном Скитальце», вот угадываются порядки наступающей пехоты…
Третьего лангобарда не было. Напрасно он сканировал окружающее пространство во всех доступных «Туру» спектрах. Напрасно вновь и вновь запрашивал данные радара. Лангобардский рыцарь пропал без следа. Точно растворился в круговерти из пороха, золы и песка. Исчез. Оказался вознесен в Царствие Небесное прямо посреди боя, точно ангелы, спорхнув на грешную землю, покрытую копотью человеческих тел, легко подняли пятидесятитонную машину ввысь.
Нелепица. Вздор. Гримберт едва не зарычал, озираясь. Лишенный законной добычи, он ощущал себя обманутым. Преданным. Как в тот день, когда отец пообещал ему настоящий рыцарский доспех, а потом…
– Где он? – рыкнул он в микрофон. – Куда подевался этот жалкий грязножопый варвар? Или мне…
Он развернулся, уловив движение слева по курсу. Готовый сокрушить любую цель смертоносным сдвоенным залпом своих орудий. Но двенадцатидюймовые снаряды, способные проломить любую броню, остались в стволах.
Пошевелившийся противник уже не представлял опасности. Разве что интерес. Это был второй из поверженных им рыцарей, тот, которому он угодил точно в бронеколпак. С негромким хлопком пиропатронов смятый ком стали вдруг отделился от поверженного, лежащего навзничь корпуса.
Невероятно. Лангобард мало того, что выжил, получив прямое попадание прямиком в бронекапсулу, но и сохранил сознание вкупе с жаждой жизни. Должно быть, придя в себя, он отчаянно пытался выбраться из своей бронированной скорлупы. Еще одна глупость. Всякий рыцарь знает, что покидать поврежденный доспех – последнее дело. Если по его отсекам не распространяется пожар, куда безопаснее переждать бой внутри. Там, по крайней мере, тебя не отыщут шальные осколки или плывущие над полем боя облака ядовитого газа. Но лангобард оказался слишком глуп – или слишком самоуверен.