— Как житуху обеспечиваешь?

— По-разному, — проглотил пельмень Карабас. — В кино трюками подрабатываем. Не разживешься с этого… Ну и поручения кой-какие рисковые выполняем… Стремно, конечно, но моим ребятам не привыкать. А иначе сейчас не выжить.

— Н-да, не весело…

— Перестань, Кот! Вольная жизнь — ничего слаще не бывает. Я тебе что скажу — многие за деньгами погнались, потому что верили: деньги — это и есть свобода. Кто мошну не словил, так и живет в этом блазне…

— А кто словил?

— Тот ярмо себе на шею соорудил! И чем деньга больше, тем хомут теснее. Ты посмотри — все с этими баксами как с ума посходили…

— Это-то мне как раз понятно, «зелень» — штука хорошая!

— А что — «зелень»? — возбух Карабас. — Это даже цвет не самостоятельный — спроси у любого художника. Смесь желтого с синим…

— Наверное, — согласился я и, чтобы завести его сильнее, понес: — Ты, Карабас, денежный дальтоник. Не различаешь цветов, не понимаешь, что желтое с синим — это цвет солнца с небом. Или с морем. Это цвета удовольствия, отдыха. Счастливой жизни. Зелень — это цвет покоя.

— Ага! — заорал Карабас. — Их из-за этого покоя бьют, как уток на утренней тяге!

— Не преувеличивай, Карабас! Нам бы с тобой сейчас пара «лимонов» не помешала, — веселился я.

— Кот, глупости все это! Зачем мне «лимон» — жопой есть? Что я, на бирже с ним играть буду? Мне нужно две штуки в месяц без налогов, долгов и обязательств. Из-за того и рисковать приходится, за волю плата. Кстати, если интересуешься — добро пожаловать в наш сумасшедший дом!

— Спасибо, друг! Мне сначала по старым долгам рассчитаться надо. Большие обязательства повесил…

— Святое дело. Помочь могу? — Карабас кивнул на мою опереточную сбрую — парик и темные очки, сброшенные на свободный стул. — Как понимаю, и ты в рисках сейчас?

Я кивнул, и в этот момент хмель отхлынул, был я сейчас совершенно трезв и сказал:

— Риски большие… Да не привыкать, всю жизнь в погоне и в побеге!

— Кто не рискует, тот не пьет самогонку, — невозмутимо ответил Карабас, тряхнул бутылкой виски и налил в стаканы.

Старенький переносной телевизор вдруг мигнул бельмом своего черно-белого экрана, закашлял — в нем прорезался звук:

— …операция «Перехват» не дала результатов. Поиски преступников продолжаются. Как мы уже сообщали, вчера на Московской кольцевой дороге группой бандитов было совершено вооруженное нападение на милицейский конвой, перевозивший из аэропорта «Шереметьево» Василия Смаглия, которого Франция выдала по запросу российских властей. Вместе со Смаглием погибли три офицера милиции…

Пропал снова звук. И Васька пропал. И жизнь пропала.

— Ты чего засуромился? — спросил Карабас.

— Дружка убили…

— Н-да, Кот, здесь круто прихватывают. Давай выпьем за помин души новопреставленного…

— Давай… Ни за что пропал парень… Вот гадство!

Карабас бурчал, рокотал, успокаивал.

— Ты мой чемоданчик не посеял случайно? — спросил я небрежно, и сам услышал, как дребезжит в моем голосе напряжение.

— Обижаешь! — хмыкнул Карабас.

Я облегченно вздохнул. Чокнулись мы, выпили. Карабас, вылавливая из тарелки пельмень, бубнил:

— Жрать, пожалуй, надо меньше. С сегодняшнего дня ограничиваю питание. Решил. Что думаешь?

— Присоединяюсь. Давай после ужина?

— Заметано! — Карабас сглотил пельмень, как пузатый Пацюк галушку. — Ждал я тебя очень. Про себя решил — если ты не возникнешь до нового года, до двухтысячного, значит, открою чемодан и распоряжусь по усмотрению. А ты явился, слава Богу…

— Сегодня ребят хоронят — Фомина, Котова, — сказал я Серебровскому, пока мы шли в зал заседаний.

— Знаю, — кивнул он коротко.

— Через час я поеду на панихиду…

Сашка посмотрел на меня и решительно мотнул головой.

— Ни в коем случае! Я сказал — венок от тебя уже послали. А ты будь тут…

— Почему? — Одномоментно я удивился и разозлился. Серебровский резко остановился — идущие сзади охранники чуть не налетели на нас.

— Во-первых, ты мне нужен на месте. А во-вторых, тебе там лишнего светиться не стоит…

— Не понимаю! Почему?

Сашка вздохнул, поправил пальчиком дужку очков, и смотрел он на меня, как на пацана-несмышленыша.

— Серега! Я понимаю и разделяю твои чувства. С этими же горькими чувствами придут другие твои товарищи и коллеги. Кто-то из них, из этих твоих товарищей, передал убийцам маршрут и время следования конвоя из аэропорта. Хочешь — примажем: он меньше всех похож на предателя, а выглядит самым товаристым из остальных скорбящих товарищей. Я не хочу, чтобы ты с кем-либо из них общался…

— Сань, у тебя крыша совсем съехала? — обескураженно спросил я.

— Не надейся — не съехала! — хмыкнул Серебровский и совершенно серьезно обронил: — Более того, у меня к тебе настоятельная просьба…

— Сань, твои просьбы все более выглядят приказами, — заметил я.

— В рабочее время — конечно, — без тени юмора заметил мой друг-магнат.

— Ну да, конечно! — согласился я. — А если учесть, что у меня ненормированный рабочий день, то в сухом остатке мы получаем радостный результат — ты мне теперь босс всегда…

Серебровский обнял меня за плечи:

— Серега! Не заводись! Закончим дело — будешь мной командовать сколько захочешь. Кстати, я говорил сегодня с твоим замминистра — Степанов, кажется…

— О чем?

— Он договорился в Интерполе, с твоими командирами там, что тебя командируют в Москву на четыре недели.

— Здорово! Сань, скажи, пожалуйста, а ты не можешь сделать меня генералом?

Сашка удивленно воззрился на меня:

— А ты кто по звездочкам?

— Подполковник…

— Наверное, могу, — пожал он плечами и, глядя на меня своими пронзительными острыми зыркалами, засмеялся, чувствуя, что шутка попыхивает синими огоньками злости. И перетянул на себя одеяло смешков: — Тебе генералом милиции быть нельзя. Их вон окрест — сотни, как раньше участковых. Тебе надо пробить звание особенное — допустим, адмирала милиции! Представляешь, Серега, ты — контр-адмирал милиции? С таким званием и в Интерпол возвращаться не зазорно! А, Серега?

— Как скажете, Ваше Финансовое Превосходительство!

Занятно, что я, ненавидевший и презиравший наше генеральское сословие, вдруг обиделся. Не за них, конечно. Даже не за себя — не состоявшегося пока генерала. За исчезнувшую иллюзию каждого военного человека о вступлении в особую касту людей — генералитет!