Вспышка.

Ночь. Вдалеке воет приближающаяся сирена «скорой». Сильно пахнет жженой резиной…

Я стою на дороге, освещенный фарами нескольких машин под испуганными взглядами людей. Поодаль лежит до боли знакомый автомобиль, но разбитый и искореженный. С дырой в лобовом стекле. Глаза женщины, что находится ко мне ближе всех, блестят от подступивших слез, и, понимая, что я в некой растерянности, она указывает дрожащей рукой куда-то вниз…

Я смотрю под ноги, которые тут же лишаются сил и подкашиваются. Колени ударяются об асфальт рядом с бездыханным, переломанным телом девушки. Мне не требуется и секунды, чтобы узнать израненное, залитое кровью лицо.

– Варь… Варя! – я прикладываю дрожащие пальцы к ее шее, понимая, что пульса не обнаружу, но отказываюсь в это верить. – Нет… нет… нет… Варя…

Слезы мешают ясно видеть… Воздуха не хватает. Я обнимаю безжизненное тело сестры, уповая на то, что это всего лишь страшный сон. Самый страшный, какой только можно придумать.

Я прижимаюсь к сестре… Это моя вина. Это я должен был забрать родителей…

– Варя… Варя… Сестренка… Прошу… Я должен умереть… Я умру! Только живи… Пожалуйста… – внутри меня, как и в лобовом стекле машины, зияет огромная дыра. Пустота, за которой скрывается бесконечная и непроглядная тьма. Такую рану не зашить… Только в утиль.

Отдайте в утиль целиком. Всего меня. Уничтожьте, чтобы я не чувствовал ничего.

Вой «скорой» совсем близко. Как и свет ее фар… Он все ярче и ярче. Водитель и не думает тормозить – давит на газ, набирая скорость.

– Не тормози… Давай! – я прижимаю тело Вари к себе и кричу. – Ну же!!! Давай!!!

Лучше умереть здесь и сейчас, чем угасать годами от разъедающей изнутри боли. Единственное, что у меня было… Единственный якорь… Единственный человек…

Но мир вокруг исчезает, ныряет во мрак… И снова…

Вспышка.

Я открываю глаза и вижу свое отражение в темном экране телевизора напротив. Метровая диагональ… К двери пододвинут комод. Квартира молодых, значит. Просто сон… Просто кошмар, который периодически меня навещает. Не дает расслабиться. Держит в агрессивно-депрессивном тонусе.

– Прости… Если б я мог, то не давал бы этому кошмару повторяться…

Голос действительно сожалеет и хотел бы помочь. На этот раз он говорит тихо и осторожно, чтобы не напугать внезапным появлением.

08:59 – часы показывают утро.

– Спасибо… – отвечаю я хриплым после сна голосом и встаю со скрипучего дивана.

Шторы – открытое окно – подоконник.

Облокачиваюсь на него и изучаю улицу по эту сторону дома. Ничего нового: Дикие едят, трупы лежат, живые прячутся.

Две женщины быстрыми шагами передвигаются по дороге между брошенных машин. На обеих черные брюки и некогда белые блузки. Волосы растрепанные, обуви нет. Перебежки сменяются «гусиным» шагом, а «гусиный» шаг переходит в ожидание за укрытием.

И вновь перебежка. И вновь укрытие.

Им удается проскользнуть незамеченными и забежать за угол. Далеко ли уйдут…

Мужской вопль совсем неподалеку привлекает внимание нескольких Диких. Захрипев, они отправляются на поиски новой добычи, так и не доев старую.

Их поведение… Слишком непредсказуемое. То быстрые, то медленные. То игнорируют, то срываются с места на любой звук.

Игра на скорость, игра на опережение, игра на выживание. Но удача стоит во главе всего.

Я достаю телефон.

– Вызываемый вами абонент не отвечает. Пож…

– Вызываемый вами абон…

Артем и Ева не берут трубки.

– Что будешь делать?

– Не знаю.

Один Дикий прекращает разрывать чье-то тело, встает и уходит. Просто потому что… На одну ногу босой, ковыляющий в неизвестном направлении Дикий… Его шлепающая по асфальту ступня вызывает у меня улыбку.

– Весело?

– Предлагаешь поплакать?

– Предлагаю раздобыть еду.

Мысль здравая. На сытый желудок сходить с ума гораздо приятнее. Но мелкие магазины внизу с большой вероятностью либо разграблены, либо разгромлены, а до супермаркета, находящегося отсюда минутах в семи, добраться живым будет нелегко. Там уж точно еще имеются запасы.

Что ж… Значит, за дело.

– Ну и как ощущения?

– Ты о чем? – я с треском разрываю найденную в комоде белую футболку и наматываю ее на левое предплечье.

– Об убийствах.

– Ты же у меня в голове. Покопайся – узнаешь, – со второй белой футболкой проделываю то же самое, затягиваю ткань потуже и отодвигаю комод от двери.

– Я хочу от тебя услышать.

Голос говорит настойчивей.

– Никаких ощущений… – я пожимаю плечами.

– Совесть не мучает?

– Не до нее сейчас.

На кухне я нахожу ящик со столовыми приборами и достаю нож с коротким лезвием. Четыре патрона – слишком мало, чтобы ходить только с пистолетом, а монтировкой сильно не помашешь, если Дикий прижмет.

– Понятно… Как шея?

– Шея…?

Точно. Шея. Вчера она была прокушена и болела, но сегодня… Ничего не чувствую.

Сняв повязку и подойдя к зеркалу в прихожей, я обнаруживаю, что рана затянулась. Совсем. Ни намека на укус.

– Не благодари.

– Как это…

Копилка вопросов переполнена. Копилка ответов практически пуста.

Удивляться стоит в более спокойное и стабильное время – не сейчас. Пока, чтобы выжить, необходимо свести эмоции к минимуму и… Что-то делать. В первую очередь – провизия. А жить можно и в этой квартире.

Ухватиться за логику. Не терять рассудок.

Пластырь и бинт я бросаю в пакеты с продуктами у двери. Вынесу их, когда вернусь. Если вернусь.

Левое предплечье на уровне груди, правая рука сжимает рукоятку ножа. Монтировку с собой не беру.

Я выглядываю в подъезд, прислушиваюсь… Абсолютная тишина. Ни шороха, ни хрипа.

С пятки на носок. С пятки на носок.

Бесшумно прохожу мимо лежащей у моей двери болгарки и иду вдоль провода, который тянется от нее прямиком в квартиру Сереги. Если пистолет принадлежал ему, то есть шанс, что где-то у себя дома он припрятал еще патронов… Невелик шанс, но есть. Хотя, скорее всего, оружием владел лысый.

В коридоре меня встречает резкий запах гниения. Стучу рукояткой ножа о стену – звук никого не привлекает.