Наконец, он отошел от рояля.

— А вы о чем беседовали? — в свою очередь полюбопытствовала Женя.

— О матери, о чем еще. — Женька задумчиво глянул себе под ноги, затем, спохватившись, потянул ее за собой. — Пошли, уже начинают.

Лось неважно себя чувствовал, поэтому репетиция завершилась на полчаса раньше. Можно было погулять немного, однако на улице стояла такая холодрыга, что Женя, ежась и пряча в варежку нос, решительно потребовала:

— Поехали домой.

Теперь этим словом у нее назывался Женькин дом — у себя в квартире она практически перестала ночевать и приезжала туда лишь днем на несколько часов, чтобы поработать за компьютером.

Женька согласно кивнул.

В прихожей их встретила Зинаида. Подол ее юбки был высоко подобран, в красных и мокрых руках она держала тряпку.

— Осторожно, не наследите! Я полы вымыла.

Линолеум, действительно, был влажным. На нем отчетливо проступали белесые пятна. Женька с отвращением принюхался.

— Мать, задолбала ты своей хлоркой! Возьму и выброшу твои порошки к чертовой бабушке, все до единого!

— А я новые куплю, — почти весело пообещала Зинаида и, на всякий случай, тут же улизнула к себе.

Женя и Женька поужинали и заперлись в комнате. Спать было еще рано, и Женька включил маленький японский телевизор. Показывали хоккейный матч.

— Не люблю хоккей, — проговорила Женя. — Поищи что-нибудь другое.

Он послушно пробежался по каналам и обнаружил какой-то сериал. Некоторое время они сидели на диване, обнявшись, и смотрели на экран. Потом Жене фильм наскучил.

— Слушай, — обратилась она к Женьке, — а у тебя есть детские фотографии? Ну там, где ты маленький.

— Это еще зачем? — спросил он с подозрением.

— Интересно. — Она глядела на него с улыбкой. — Хочу узнать, ты всегда был таким букой?

— С самого рождения.

— Не верю! Жень, ну пожалуйста. — Женя просительно заглянула ему в глаза.

— Ладно. Только там совсем чуть-чуть. — Женька встал, нехотя поплелся к секретеру и достал из ящика два тощих фотоальбома. Принес их на диван, небрежно сунул ей в руки. — Держи.

Женя с любопытством раскрыла альбом. С первой страницы на нее смотрела молодая, эффектная блондинка, одетая в пикантный, сильно открытый сарафанчик.

— Это кто? — удивилась она.

— Это? — Женька усмехнулся. — Мать.

— Да ты что? Быть того не может. Она ж у тебя красавица.

— Знаю.

— И молодая совсем. Ей сколько сейчас?

— Сорок один.

«А выглядит на все шестьдесят», — подумала Женя и перевернула страницу. Дальше шли еще несколько снимков Зинаиды — на одном она стояла с коляской во дворе, на другом держала на руках совсем крошечного Женьку, ужасно похожего на девочку, с совершенно белыми, длинными кудряшками.

— Просто ангел, — умилилась Женя.

В ответ он скорчил зверскую мину. Она кинула на него безнадежный взгляд и вздохнула:

— И что только с людьми делает жизнь!

Женя полистала альбом дальше. По мере того, как Женька становился старше, количество снимков, изображавших их вдвоем с матерью, таяло. К школьным годам их не осталось вовсе.

«Наверное, в это время она и заболела», — решила Женя.

Она просмотрела второй альбом, в котором молодой Зинаиды было намного больше. Женю, однако, удивило, что нигде на карточках рядом с Женькиной матерью не было ни одного мужчины. «Странно, — подумала она. — У такой интересной женщины наверняка должна была быть куча поклонников».

Женька терпеливо ждал, когда Женя закончит свое занятие.

— Все? — Он забрал у нее альбомы, спрятал на место и спросил с хитрецой: — Ну что, изучила мою биографию?

Она кивнула.

— Изучила, хотя и очень поверхностно. Хотелось бы глубже.

— Хватит с тебя и этого. — Несмотря на пренебрежительный тон, вид у него был вполне мирный и домашний. Даже, можно сказать, счастливый.

Он снова уселся на диване, придвинувшись к Жене вплотную.

— Пичужка!

— Что?

— Может, тебе выйти за меня замуж?

Она ласково погладила его плечо.

— Можно и выйти. А где мы будем жить?

— Здесь.

— Только не это! — против воли вырвалось у нее.

Тут же она пожалела о своих словах: Женька моментально ощетинился всеми иголками, глаза его сузились, губы сжались.

— Извини. Ничего другого предоставить не могу.

— Жень, не сердись. — Она ласково прижалась к нему. — Я не хотела тебя обижать. Пойми, мне все равно, где с тобой жить, хоть в конуре. Дело в другом.

— В чем?

— В дипломе. Здесь я его никогда не допишу.

— А зачем тебе диплом? — сухо спросил Женька.

— Странный вопрос. Чтобы закончить институт.

— А институт зачем кончать?

— Чтобы потом работать. Я же люблю свою будущую специальность. Я так долго мечтала, чтобы поступить именно в этот вуз. Я просто должна все довести до конца.

— Кому должна? — Он смотрел на нее пристально и холодно, точно следователь на допросе.

— Себе. Маме, в конце концов. Она во всем себе отказывала, чтобы дать мне возможность учиться.

— Запомни, Женя, никто никому ничего не должен. В том числе и самому себе, — произнес Женька тоном оракула.

Она усмехнулась.

— У нас с тобой разные философии.

— Это плохо. — Он глянул на нее без улыбки, сурово и требовательно. — У нас должна быть одна философия. Общая. Мы ведь договаривались.

— Но не могу же я превратиться в твой придаток!

— Почему в придаток?

— Потому что ты хочешь, чтобы все и всегда решал только ты один, а я лишь поддакивала тебе, как бессловесная рабыня. Это же… это домострой какой-то!

— Вот и хорошо. Мне нравится домострой.

Она не понимала, шутит он или говорит серьезно. Лицо его было непроницаемым, но в глубине глаз, похоже, плясали черти. «Красивые у него глаза, — неожиданно для себя подумала Женя. — И сам он красивый. Вовсе не дурак и не дебил. Сильный, упрямый, независимый, настоящий мужчина. Почему этого не видят другие?»

— Нет, Женька, — проговорила она твердо. — Так не пойдет. Я человек и требую, чтобы со мной обходились по-человечески.

— По-человечески? — задумчиво переспросил Женька и, внезапно схватив ее в охапку, силком усадил к себе на колени. — Так подойдет?

— Пусти! — запротестовала она. — Сейчас же!