– Совершенно верно. И этот инцидент они могутвоспринять как первый звонок к началу спектакля.

– А моего, к примеру, элстата у них нет и быть неможет… – сказал Снерг. – Но если они услышали первый звонок, могутвыдумать что-то новое? Ведь ваш следующий за поражением вашего сотрудника ходпредугадать нетрудно.

– Но, Стах, – сказал Мозес. – Это же неандромедяне и не Сатана. Это земляне, с которыми происходит что-то непонятное истранное.

– Вы к тому, что меня там не съедят?

– Если хочешь, так. Они же сами тебя приглашали. Чтоесли они не без умысла раскрылись именно перед журналистом?

– Почему же тогда они выставляют с планеты человека«Динго»? Не вяжется одно с другим.

– Не вяжется, – согласился Мозес. – Но это,повторяю, земляне. Свои. Наши. Не понимаю, что у них там творится, но это –кусочек Земли. Или оставался таковым до последнего времени. Что касается моихличных впечатлений… чувств парапсихолога…

– Стах видел картины, – торопливо вставилСергачев. – Тот же эффект.

– Прекрасно, тогда он поймет. Не то. Не такое. Подобныхощущений я не испытывал ни на одной обитаемой планете. Я не могу проникнуть всуть.

– Блокада? – спросил Снерг. – Как в томэксперименте в Найроби?

– Нет. Что-то другое, не могу взять суть, но это неблокада. И временами… временами казалось, что я то ли лишился своихспособностей, то ли не умею их применять – это дядюшка Мозес-то, давноизучивший свои возможности…

– Вы должны лететь туда, Стах, – сказалСергачев. – И Шеронин с Пчелкиным пусть летят. И вообще кто угодно. Мыпока расписываемся в своем бессилии. Попробуйте вы, эмпирики.

– Ага, наконец и эмпирики на что-то пригодились, –сказал Снерг. – Эй, Томми, так тебя и сяк, уйди и не маячь, но – «мистерАткинс, просим вас!» – когда зовет трубач. Каратыгин другого мнения обэмпириках.

– У него чисто технические задачи и сложности. Мнепора. Куда вы едете завтра?

– К попам, по их настоятельному приглашению.

– Это несерьезно, Стах. К чему вам эти богоискатели скомпьютерами?

– Я обедал.

– Хорошо, день не в счет. Послезавтра я вас найду. Довстречи.

– Припекло их крепко, – посмотрел ему вследдядюшка Мозес. – Мой дядя Вилли как-то работал над поэмой вдали отцивилизации. Две недели он блаженствовал в хижине, витая в эмпиреях, но однаждык нему под кровать приползла вздремнуть очень молчаливая змеища. Стенка былахлипкая, и дядя Вилли смог проскочить насквозь. Ты думаешь: к чему шутить втакую минуту? Я уверен, то же самое подумала и змеища, когда дядя Виллипринялся пулять в нее сучьями. Ей-богу, до чего сейчас «Динго» похоже на дядюВилли – дрыхло-дрыхло, и вдруг – змеища под кроватью…

– Мутно что-то на душе, – сказал Снерг.

– Брось. Эта тайна, я уверен, относится к разрядубыстро познаваемых. Хотя бы потому, что в нее посвящено триста пятьдесят тысяччеловек.

– Которые молчат, – сказал Снерг.

– А их спрашивали? Кто-нибудь сказал им: «Братцы, мы жеиз одной деревни, расскажите-ка, что у вас делается, почему воды в ротнабрали?» Человек устроен так, не может не поделиться с другим и радостью, ипечалью, нужно только уметь его разговорить. Может быть, и твоипсихологи-двойники появились, потому что им хотелось с кем-нибудь поговорить… Атебе нечем поделиться со старым толстым негром? Учти, я ведь тебя чую. Смурнотебе?

– Смурно, – сказал Снерг. – Стоишь наобочине, а что-то проносится мимо, как монор, что-то большое и ватное…

– Сумей найти свою станцию и сесть. Да ты ее уже нашел.

– Эльдорадо?

– Ну, не только. Как компонент, братец. Точнее не можетвыразиться старый колдун.

– Я так и не добился ответа в прошлый раз, вНайроби, – сказал Снерг. – Почему до сих пор не создана «Единаятеория парапсихологии»?

– Видимо, по тем же причинам, по которым физиками досих пор не создана единая теория поля. Не доросли пока. Не умеем… Ты знаешь, ятебе завидую немножко – видеть во сне прошлое… Это решит многие загадки.Все, что мы забыли, утратили…

– Лично я пока не видел ничего из ряда вонвыходящего, – сказал Снерг.

– Ну, все еще впереди, так что не унывай. А ты знаешь,что мы сегодня вечером делаем? Твоя Алена пригласила старого толстого дядюМозеса на пельмени.

– К сожалению, не могу должным образом ответить на тотобед…

Они расхохотались. Тогда в Найроби Снерг только на другойдень узнал, что для фирменного блюда, которым их накануне угощали в деревне,повара лишили жизни трех змей. Правда, до того ему случалось отведать ианаконду, и «битву тигра с драконом», так что особого потрясения он не пережил.

– Об Алене, – сказал дядя Мозес. – Чую я,Стах, чую ее грустные и беспокойные мысли, связанные с тобой. Ты подумай.

– Волнуется из-за снов.

– Как знать, как знать… Вот дам я ей приворотное зелье,и женишься, как миленький.

– Дядя Мозес, я попросил бы вас…

– Ну не буду, не буду. А иногда, между прочим, полезносовать нос в личные дела. Что я могу поделать, если мысли из-за тебя у неегрустные, и оттого дяде Мозесу хочется петь грустные песни. – И он в самомделе запел, выстукивая ладонями по столику печальную ритмичную мелодию:

– В милом знойном Сенегале

в плен враги меня забрали

и отправили сюда, за море синее.

И тоскую я вдали

от родной моей земли

на плантациях Вирджинии, Джинии…

Он был странным человеком – дурашливый и мудрый старыйтолстяк, и странности выражались разными способами – и в том, что он всю жизньпытался создать единую теорию парапсихологии, и в том, что он свято верил вреальное существование Шамбалы, как базы пришельцев, настолько, что устраивалтри экспедиции в Гималаи (в первой Снерг участвовал); и в том, что он не держалдома телестены и видеофона, так что искали его через соседей, и стерео он ходилсмотреть к соседям; и в том, что он серьезно считал, будто люди умели когда-толетать без всяких приспособлений; и во многом другом. Несмотря на все это,Снерг, как и многие, любил и уважал его – и за то, что дядюшка Мозес был умными добрым, и за то, что жизнь, отданная бесплодным поискам, отнюдь не означаетбесцельно прожитую жизнь…

Дядюшка Мозес любил покушать и умел покушать. Он уминалпельмени с маслом, уксусом, сметаной, горчицей, перцем и какой-то таинственнойприправой, составлявшей кулинарный секрет его родной деревни (он привез вподарок большую банку), опрокидывал рюмочки ледяной водки и успевал при этомнахваливать хозяйку и рассказывать бесчисленные случаи из жизни своего дядиВилли. Судя по ним, дядя Вилли двадцать четыре часа в сутки только тем изанимался, что без передышки попадал во всевозможные истории и влипал вуморительные неприятности. По слухам, он действительно существовал, был поэтоми смотрителем национального заповедника, но давно уже стараниями племянникапревратился в фольклорный персонаж, сродни Ходже Насреддину и Хитрому Петру.