Они жили общим дружным хозяйством, вместе добывали средства к существованию, что с наступлением зимы становилось все труднее. За это время они привыкли друг к другу и, сами того не замечая, очень подружились, чувствуя, что у них много общего. Они уже нередко понимали друг друга без слов.

Ни разу у них не было не только ссоры, но даже маленькой размолвки. Сперва они говорили между собой на «вы», потом постепенно перешли на «ты», причем сначала в присутствии посторонних, а потом уже наедине.

Но на этом их близость кончалась.

В этот памятный день Венецкий вернулся из комендатуры в почти новой русской шинели поверх пиджака, который был не по сезону легок; Лена поняла, откуда это: в одном из классов бывшей школы был целый склад трофейной одежды. Месяц тому назад Николаю пришлось променять свою шинель на гражданскую одежду, чтоб скрыть свой вчерашний плен; теперь времена переменились: никто уже не придирался к шинелям вообще, а бургомистру тем более никто не мог указать, что ему носить…

Он прошел в темную комнату, бросил кепку на сундук, сел у стола и долго молча сидел в темноте, пока топившая печку Лена не подошла к нему.

— Что ты так долго задержался? — спросила она.

— С немцем толковал…

— С которым?

— Со стариком… Хороший он человек!.. Хочет восстановить нормальную жизнь в городе и во всем районе… Завтра начнем наводить порядок… Только трудно будет…

— Во всяком случае, не будет Баранковских безобразий, — сказала Лена.

— Конечно, требовать спирта за справку я не буду… — тихо проговорил Николай и глубоко задумался.

Помолчав, он снова заговорил:

— А знаешь, Лена, я тебе этого не говорил, но я все время думал: вот окрепну немного и начну пробираться на восток, в сторону фронта, попробую перебраться к русским… А тут вдруг — пожалуйста!.. Не ждал, не гадал, а попал в бургомистры!..

Лена покачала головой.

— Никуда тебе идти не надо! — сказала она. — Еще вчера ты, конечно, из чувства долга мог бы пойти… Хотя неизвестно, где этот фронт, и вряд ли удалось бы его перейти… А если бы и перешел, то неизвестно, как бы тебя там приняли… Это было вчера, но сегодня, раз тебя выбрали — твой долг остаться здесь и работать! Ты здесь нужен! Дела хватит! Город не пустой, в нем люди живут… Многие из них уже голодают, особенно беженцы. Надо дать им возможность жить по-человечески, работать, зарабатывать… И нельзя допускать, чтобы опять стали командовать люди вроде Баранкова и Сальникова!

— Значит, ты меня благословляешь принять бразды правления? — усмехнулся Венецкий.

— Благословляю! По-моему, сегодняшние выборы бургомистра были довольно удачными.

— Тогда решено!.. Сжигаем корабли!..

Он встал и выпрямился во весь рост.

Лена поставила на стол зажженную коптилку и пошла было на кухню за ужином, но Николай остановил ее.

— Лена, подожди, у меня еще один вопрос… — он вдруг замялся и покраснел до ушей. — Скажи, как мне лучше сделать?… для тебя… если я останусь в Липне… Уйти мне отсюда?…. от тебя… или нет?…

Он низко опустил голову и ждал решения своей участи.

Лена удивленно посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— А зачем уходить? Куда?… Конечно, если ты хочешь уйти, я не могу тебя удерживать: я тебе не жена и не родственница. Но мне кажется, что мы друзья, и нам обоим сейчас легче жить вместе, чем врозь. В твоей новой работе я скорее помогу тебе, чем помешаю… А живем мы мирно, не ругаемся…

Она улыбнулась; Николай тоже ответил ей полувиноватой, полурадостной улыбкой.

— Еще бы с тобой ругаться!.. Ты этого вообще не умеешь… ты такая хорошая… Пожалуйста, прости меня, что я об этом заговорил!..

— Может быть, ты боишься Валентины Федоровны? — поддразнила Лена. — У нее сердце-вещун было, что она тогда так на меня напустилась…

Но Николай ответил серьезно и искренне.

— Нет, Леночка, про нее я не думаю давно и уверен, что она тоже про меня не думает: муж, который не может ее содержать, ей не нужен — я ее слишком хорошо знаю. Со смертью Миши между нами последняя связь порвалась: ведь только мальчик удерживал нас от разрыва…

— Значит, после видно будет, а пока — живем вместе и правим Липней, господин губернатор!..А теперь давай губернатоский ужин есть!..

Губернаторский ужин, он же обед, состоял из супа с картошкой и горстью гороха, заправленного толченым льняным семенем, и сухого подплесневелого немецкого хлеба, который Лена получала в комендатуре за свою работу.

* * *

После памятного собрания прошло совсем немного времени, и жители оккупированной Липни, отвыкшие за полгода от какого бы то ни было гражданского порядка, почувствовали твердую руку нового хозяина.

Уже на третий день после назначения Николая Венецкого на должность бургомистра поднялся к небу дымок первого восстановленного промышленного предприятия: заработала паровая мельница.

Уже к вечеру первого дня работы около нее выстроилась длинная очередь подвод с мешками: жители окрестных деревень, до сих пор пробавлявшиеся самодельными «жорнами» и ступами, нахлынули молоть свои хлебные запасы, которые у многих неожиданно оказались немаленькими.

Еще через три дня, когда на мельнице собралось порядочно гарнцевого сбора, задымила печка маленькой пекарни, а рядом с ней открылся магазинчик, где отпускали хлеб, новый ржаной хлеб, крупного грубого помола, с попадающимися целыми зернами… Но изголодавшимся людям казалось, что они никогда не ели такого вкусного хлеба.

Выдавали этот хлеб по спискам и по распоряжениям зондерфюрера Шварца и бургомистра Венецкого, и давали его не за вещи какие-нибудь, а за деньги!.. За самые настоящие деньги, и за русские, и за немецкие, по цене один рубль за килограмм, а немецкая марка засчитывалась за десять рублей.

Одновременно начались первые скандалы, так как новый бургомистр наотрез отказывался включать в хлебные списки людей, заведомо имевших большие запасы хлеба.

* * *

Третье по счету предприятие появилось в Липне без инициативы бургомистра.

Однажды утром Венецкий пришел на работу и увидел, что у дверей его кабинета в одном здании с комендатурой (на этих дверях еще висела табличка «8-А класс») дожидался человек лет тридцати пяти, высокий, со светлыми льняными волосами.

Лицо его было знакомо Венецкому: до войны этот человек заведовал продовольственным ларьком недалеко от льнокомбинатской стройки, и все рабочие и служащие этой стройки, в том числе и главный инженер, постоянно брали в этом ларьке булки и другие продукты в обеденный перерыв.

— Здравствуйте, Сергеич! — проговорил бывший зав. ларьком. — Пришел к вам за разрешением, или за патентом, не знаю, как оно теперь называется… Вот что объявление висит…