Мое сердцебиение тотчас же улеглось. Всю дорогу до участка я представляла себе Уилла, кричащего посреди пустой комнаты.

– И где же его носило?

– Он был в Рэмсгейте. Якобы гостил у тетушки. А там кто его знает.

– И что же ему предъявили?

– Нападение с применением физической силы. Помните, он ведь ударил вас и вы потеряли сознание? – Бернс пристально посмотрел на меня из-за толстых стекол очков. – Кроме того, он вернулся домой тем же вечером, когда было найдено тело Сюзанны Уилкс. Его засекли видеокамеры наблюдения на вокзале Лондон-Бридж.

– Но ведь я не писала никаких заявлений.

– Не писали, так напишете. – Бернс буравил меня своими глазенками. – Поймите, Элис, он убил проститутку здесь, в Саутварке. Мы не можем вычеркнуть его из списка подозреваемых.

– Но ведь он даже не умеет водить машину. Как он мог выбросить тело? К тому же Сюзанна пропала за полтора месяца до того, как его выпустили из тюрьмы.

– Значит, у него есть сообщник. – Улыбки Бернса как не бывало: похоже, он думал, что я никак не соображу, в чем дело. – От вас требуется лишь одно: присутствовать на допросе. Вдруг там что-то проклюнется.

Каморка, в которую привел меня Бернс, была размером с чулан.

– Можно не закрывать дверь? – спросила я. – Терпеть не могу тесных помещений.

Сначала он посмотрел на меня как на чокнутую, затем скорее с сочувствием.

– У моей жены та же история с высокими зданиями. Все, что выше шести этажей, не для нее, а стоит ей увидеть паутину, как она начинает биться в истерике.

Я ожидала, что Бернс сейчас выложит полный список фобий своей супруги, но в следующую секунду перед нами замигал свет. За матовым стеклом оказалась пустая комната, похожая на съемочный павильон, который вот-вот наполнится жужжанием кинокамер.

Первым вошел Альварес. Я облегченно вздохнула. Как хорошо, что нас разделяет зеркальное стекло и я могу наблюдать за ним, тогда как он меня не видит. Он напоминал мне главного героя испанской мелодрамы: густая нечесаная шевелюра, гордый насупленный взгляд. Он словно хранил в душе некий секрет, важнейший и серьезнейший, которого никто никогда не узнает.

Спустя пару секунд в сопровождении средних лет блондинки в комнату для допросов шагнул Клей. Оставалось лишь надеяться, что ее номера нет в телефонной книге, иначе Клей точно бы нанес ей полночный визит. Он выглядел точно так же, каким запомнился мне в первый раз: тощий, жилистый, с выступающими вперед зубами и копной мелких седых кудрей. В лице его не было ни кровинки, он обращался к адвокату шепотом. Та улыбнулась – мол, все в порядке. Тем временем Альварес наклонился над столом и нажал кнопку магнитофона.

– Мы поговорили с вашей тетушкой, Моррис. По ее словам, вы уехали из Рэмсгейта примерно в шесть часов. Куда вы отправились, когда вернулись в Лондон?

Клей уставился на собственные коленки.

– В парк, на Друид-стрит.

– Я знаю, где это. Сразу за Тауэрским мостом. – Альварес небрежно откинулся на стуле. Язык его тела говорил о полном спокойствии, будто он беседовал с приятелем. – И зачем вас туда понесло? Всем известно, что это место кишит алкоголиками и наркоманами. Зачем вы вернулись, Моррис? Что мешало вам остаться у тетушки, подышать морским воздухом?

Клей молчал так долго, что его адвокат наклонилась и что-то шепнула на ухо.

– Она сказала, что слишком стара, чтобы присматривать за мной, – ответил он, глядя на сжатые кулаки. Альварес поерзал на стуле. Он явно предпочел бы поединок с более сильным соперником. Нападать же на слабака он считал ниже своего достоинства. Он дал Клею несколько минут, чтобы тот собрался с мыслями, после чего продолжил допрос уже гораздо мягче:

– Скажите, Моррис, чем вы занимались в Рэмсгейте?

Тот вопросительно посмотрел на него:

– В основном смотрел телевизор.

– То есть вы все это время провели дома в обществе престарелой тетушки? – Альварес удивленно выгнул бровь. – Но ведь вы звонили друзьям. Вы пользовались уличным телефоном-автоматом, не так ли? Скажите, Моррис, откуда вы звонили своим друзьям?

Клей упрямо покачал головой, словно сбежавший с уроков школьник в кабинете директора:

– Я никуда не выходил.

Альварес еще примерно полчаса пытался выудить из него хоть что-нибудь, но, как видно, без особых успехов. В конце концов он посмотрел на нас, будто видел нас сквозь зеркальное стекло. Вид у него был измученный, как у боксера, чьи дни на ринге сочтены.

– Этот мерзавец явно что-то скрывает, – буркнул себе под нос Бернс.

– Не похоже, – ответила я. – Моррису Клею не хватит мозгов заманить женщину в ловушку, не говоря уже о том, чтобы истязать ее до смерти.

– Ему, может, и нет. Но у него наверняка есть дружки. И пусть он сколько угодно строит из себя идиота, он знал Бенсонов, или вы забыли? Этот тип якшался с самыми отпетыми садистами.

– Тогда почему бы вам не взять за мягкое место всех, кто когда-то жил в хостеле Бенсонов?

– Что мы и делаем, – ответил Бернс и пухлым пальцем вернул очки на переносицу. – Беда в том, что большинство из них жили там под вымышленными именами. Рэй на это плевал: у него имелись другие заботы.

– И все же, мне кажется, в данном случае вы взяли не тот след. Посмотрите, как он держится. Ему явно нечего скрывать.

– Боюсь, в данном вопросе мы с вами расходимся, – натянуто произнес Бернс. – По мне, так он в дерьме по самые уши.

– И долго вы его продержите?

– Тридцать шесть часов, – ответил Бернс. – Искушаем судьбу.

Чуть было не сказала Бернсу, что у него все признаки навязчивой идеи, что он видит улики там, где их нет, но на лице старшего инспектора читалась такая непоколебимая убежденность, что я не стала этого делать: он все равно не услышал бы.

– Какие у вас планы на ближайшие несколько часов? – спросил он.

Я посмотрела на часы.

– Купить что-нибудь на ужин, отправиться домой и выпить большой бокал муската.

Бернс сумел убедить меня, что план расслабона может подождать.

Как обычно, его машина воняла табаком и фастфудом. На заднем сиденье валялся пустой пакет из «Макдоналдса» и с полдесятка жестянок из-под «Кока-колы».

– Надеюсь, вы не пьете эту гадость? – спросила я.

– Боже упаси. Просто не успел выбросить мусор после детей.

– То есть вы фанат здоровой пищи?

– Боже упаси, – ответил Бернс, глядя на дорогу. – Но когда тебе трижды делали шунтирование, волей-неволей задумаешься. Я за последние три месяца потерял два стоуна[34].

– Вот это да! – Я посмотрела на него. Не помешало бы избавиться и еще хотя бы от пяти-шести[35].