результате начинает вырождаться. И в этом, разумеется, есть смысл. В какой-то мере некоторый приток свежей крови необходим. Но это то самое исключение, которое подтверждает правило. В среде омег крайне редко рождается особь, достойная стать альфой. Но когда такое происходит, она ей и становится. Но не руша установившийся порядок, не меняя местами альф и омег. Она просто сама пролезает в их круг, берёт лучших самок. И омега при этом просто неизбежно становится альфой. Но такое случается крайне редко. Ровно настолько, чтобы не дать альфам закиснуть в себе и обеспечить приток свежей крови. Но эта свежая кровь ложится на базис — на избранные гены. В этом — смысл эволюции. В этом — ключ к пониманию всего, всей нашей жизни, как биологического вида, если хотите.

Он довольно уставился на Мельникова. Тот пожал плечами.

— И к чему этот экскурс в биологию?

— Просто мне показалось, что вам, как врачу, с этого ракурса будет проще понять. Впрочем, не хотите биологию, давайте обратимся к истории. Которая тоже прекрасно иллюстрирует и подтверждает всё то, о чём я говорю. Весь путь человечества — это путь деления на классы. Да девятнадцатого века эта теория ни у кого не вызывала сомнений. Всегда была элита, верхушка общества, и обеспечивающее её процветание и благосостояние толпа, стадо. Умело управляемое этой элитой. И только когда стадо взбунтовалось и снесло эти границы, начав играть в социализм, коммунизм, демократию, помните, чем всё это закончилось? Кошмаром, войнами, убийствами. Но в результате общество всё равно стало возвращаться к исходному устройству. Снова появилась элита, неизбежно появилась. Люди не равны — кто-то умнее, кто-то сильнее. И тот, кто умнее и сильнее, всё равно когда-нибудь займёт положенное ему место. Вот только новая элита, увы, не имела того, что имела старая, сметённая ими вниз. А именно — отобранного столетиями генофонда. Когда лучшие выбирали себе для размножения лучших. И потому проигрывала. По всем статьям проигрывала. Впрочем, не взбунтуйся тогда природа, не ввергни она человечество в глобальную катастрофу, со временем всё встало бы на круги своя. Подобные тянутся к подобным. Новая элита, аристократия, создала бы свой генофонд. Но на это ушли бы долгие годы, может быть тысячи лет. А зачем терять столько времени? Глупо.

Ставицкий замолчал. Снова поднялся и прошёлся по залу.

— Наши с вами предки, Олег Станиславович, и были представителями той самой элиты, новой элиты. Они заложили фундамент для её построения. Именно им мы обязаны всем, что сейчас имеем. Спираль развития сделала очередной виток, заперло остатки людей, лучших — ведь и среди альф, и среди омег отобрали именно лучших. Башня вместила в себя всех, но именно нашим предкам, альфам, элите, аристократам, предстояло создать новый генофонд. Для этого были все условия. И снова досадный скачок назад. Идиот Ровшиц, который вместо того, чтобы просто обеспечить своё место в элите — а у него были для этого возможности, — взял и снёс всю систему, пустив в расход лучших представителей. А, знаете, к чему это привело? Да всё к тому же. Генетика опять взяла своё. Альфы всё равно остаются альфами, даже если их называют по-другому. И лучшие снова оказались наверху, не прошло и семидесяти лет — ничтожный период времени с точки зрения истории, да и биологии. И наша в вами задача, Олег Станиславович, восстановить естественный ход развития человечества. Взять его под контроль. Мы не можем допустить, чтобы попирались законы природы. Мы должны помочь ей.

— Мы? — переспросил Олег. — Почему мы?

— Если бы вы интересовались своими предками, то у вас сейчас не возник бы такой вопрос. А ведь ваша бабушка по материнской линии была урождённая Платова. Родная сестра министра финансов, который занимал этот пост в Правительстве, свергнутом при Мятеже. Понятно, что это родство не афишировали, скрывали, а потому многие из потомков просто не знают о своём высоком происхождении. К счастью, мне удалось поработать с архивами, в моей семье сохранились кое-какие документы, записи, воспоминания. И я могу вам с гордостью сказать, что знаю почти о всех потомках той, прежней элиты. И почти все они сейчас занимают достаточно высокое положение. Потому что гены, Олег Станиславович. Гены не спрячешь, они всё равно возьмут своё. Да вы и сами — прекрасный пример, подтверждающий мою правоту.

— И что же вы собираетесь сделать, Сергей Анатольевич? — наконец Мельников ожил, заговорил и даже взял слегка ироничный тон. — Создадите кастовую систему? Вознесёте всех выживших потомков на вершину и станете снова возрождать генофонд? Заставите их пережениться между собой, начнёте сводить их, как собак на случку?

— Зря вы иронизируете, Олег Станиславович. Я понимаю, вы ещё не до конца осознали, вам нужно время. Но я вас уверяю, что в том, что вы сейчас сказали, есть очень много здравого смысла. Просто вы его пока не видите. Чистота крови — это очень серьёзная вещь. Более того, определённые работы над этим уже ведутся. И, кстати, ведутся у вас в секторе, под вашим непосредственным руководством. Хотя, некоторые изыскания мы, разумеется, не афишируем.

Олег дёрнулся, потом на его лице проступило понимание.

— Некрасов? — выдохнул он, говоря, скорее, сам с собой. — Чёрт, а я-то думал, с чего это он с должности главврача одной из лучших больниц попросился перевести его в отдел по изучению проблем генетики. Чего его в науку-то потянуло? Я думал, что он просто опасается, что с моим назначением я сам его уберу, вот и заранее озаботился, ушёл на менее денежную и престижную должность. А оно вот как.

— Да, Некрасов, — подтвердил Ставицкий, с удовольствием отмечая замешательство Мельникова. — Александр Романович с большим энтузиазмом воспринял мою теорию и оказался очень полезен на этом месте. Я вам даже больше скажу, его отдел тайно получал специальное финансирование, которое, разумеется, шло мимо вас. Вы уж, простите, Олег Станиславович, но вы бы такое распределение средств не одобрили.

— Не одобрил. У нас не хватает лекарств, люди умирают от болезней, которые вполне можно излечить. Естественно, что задача спасения жизней пациентов — первостепенна для любого врача. Научные опыты могут и подождать.

— Не могут. Именно это сейчас важнее. Нам нужен контроль за рождаемостью. Нельзя в нашем положении всё пускать на самотёк. Простые люди, омеги, должны обеспечивать рост популяции, это не подлежит сомнению, но ровно в той мере, которая необходима для жизнедеятельности