Дети 1720 г. до н. э. жадно слушали. И все следующие месяцы они с упоением играли в аморитов и хурритов, управляли воображаемыми колесницами, которые тянули фантастические огнедышащие монстры.

Жизнь продолжалась. Каждый год разливался Нил, затем следовал весенний сев и уборка урожая, сбор налогов и следующее наводнение. Дети помогали в полях – пугали птиц. Став старше, они уже помогали носить ячмень домой, молотить и веять зерно. И раньше, чем успели это осознать, они стали взрослыми мужчинами, которые сами сидели вокруг костров на постоялом дворе, пили ячменное пиво и слушали новые истории пришельцев с северо-востока.

Теперь путешественников стало больше. Купцов приезжало столько же, как обычно, но часто появлялись проездом группы наемников, а иногда и целые отряды, направлявшиеся из могущественного Ханаанского царства на помощь своим египетским союзникам. Ведь война между Северным и Южным Египтом вспыхнула снова, и царь юга Интеф V уже вторгся в границы северного царства. Теснимый царь севера заключил союз с новой появившейся на политической арене силой – Ханааном, и в страну входило все больше военных отрядов с Востока. Среди них были ханааниты, амориты и арабы из пустынь, а возглавляли их горбоносые надменные принцы, с откровенной жадностью взиравшие на сельскохозяйственные богатства дельты. Египтяне называли их «хику-хазут», принцами пустыни, и не обращали на них особого внимания. (Позже греческий историк записал египетское слово по-гречески как «гиксосы» и неверно перевел его как «пастушьи цари» – этот перевод сохранился по сей день.) Среди них были даже хурриты, хотя как они оказались в подчинении у правителей Ханаана, никто понять не мог. Но, когда мимо деревни проходили группы хурритов, среди жителей начиналось оживление. С ними всегда шли колесницы. И если лошади и колесницы заставляли впечатлительных египетских юношей забыть обо всем на свете, возницы и копьеносцы вызывали такое же восхищение у деревенских девушек. Перед ними были совершенно другие люди – ходили слухи, что они даже говорят на другом языке, – не похожие на других хурритов. У многих из них были рыжие или светлые волосы и серые глаза. Несколько месяцев после их появления у деревенской молодежи царила мода на коротко подстриженные бороды и окрашенные хной волосы.

Но в тот же год, когда урожай был уже убран, большинство деревенских мужчин было призвано на службу в армию. Холодным осенним утром они попрощались с женами и детьми, собрали личное оружие – луки, копья и кинжалы – и тронулись в путь.

В казармах на окраине Мемфиса их обучили боевой тактике и использованию более тяжелого оружия, пик и булав, а также новых бронзовых колюще-режущих мечей. Неподалеку располагались лагеря союзников – гиксосов, и они часто встречались во время долгих изнурительных учебных маршей. Когда же египетских новобранцев отпускали в Мемфис, им казалось, что в городе гиксосов даже больше, чем египтян. Не приходилось сомневаться, что готовилась масштабная кампания против мятежного юга.

Но что-то пошло не так. Совершенно неправильно. В начале зимы, согласно плану, египетская армия выступила на юг. Марш продолжался уже три дня, когда их догнали гонцы. На следующий день солдаты не получили приказ свернуть лагерь и провели день, сидя у палаток, пересказывая самые дикие слухи, а генералы совещались с фараоном в его охотничьем доме. Прошел еще день, и войскам наконец сообщили новости. Ситуация была очень серьезной. Оказывается, через два дня после выступления армии в поход отряды гиксосов свернули лагерь и вместо того, чтобы следовать за египетской армией, заняли Мемфис и близлежащие города и провозгласили царя ханаанитов монархом Египта. Представитель фараона призвал войска вернуться на север и изгнать предателей из оккупированных городов. Он также сообщил, что на юг отправлены послы, чтобы предложить правителю юга союз против общей угрозы. Тревожась о своих семьях, оказавшихся под властью врага, воины направились в обратный путь. Они шли очень быстро и уже к вечеру следующего дня увидели на горизонте горящий Мемфис. Между ними и городом, упираясь правым флангом в реку, стояла армия гиксосов. Ночью египтяне позволили себе отдохнуть – только часовые оставались на посту. На следующее утро они устремились в атаку и потерпели поражение. Это было полное поражение. Новобранцы, для которых это был первый бой, были во втором эшелоне, за испытанными в боях войсками фараона. Они так и не вступили в бой. Колесницы хурритов обошли египтян справа, а аморитские меченосцы ударили в центре. И египетская армия распалась.

Все следующие недели окрестные деревни были полны беженцев. Солдаты бежали с поля боя безоружные, часто раненые и прятались у местных жителей, когда через деревни проходили патрули оккупантов.

Люди, с трудом пробившиеся в свою родную деревню у дамбы, были уже не те юноши, что ушли из нее осенью.

Они похудели и повзрослели, стали жилистыми, зрелыми и озлобленными. Да и мир, в который они вернулись, стал другим. Больше не было дружеских компаний на постоялом дворе. Ханаанские войска, в большом количестве шедшие в Египет, теперь расквартировывались в деревенских домах. Это бремя было для деревенских жителей, по большей части крестьян и рыбаков, живших на грани нищеты, очень тяжелым. Тем более что были повышены налоги на производство. Купцы, конечно, все еще останавливались на постоялом дворе, и после «мертвого» сезона, последовавшего непосредственно за оккупацией, торговля возобновилась и даже стала активнее. Но деревенским жителям больше не хотелось беседовать с незнакомцами, и они держались в стороне от постоялого двора. К тому же теперь торговцы были в основном ханаанитами или выходцами из Леванта – из торговых городов, расположенных вдоль сирийского побережья, иными словами, из городов, некогда бывших египетскими. Возросло и число торговцев из племен Авраама, которые теперь занимали особое положение. Они, конечно, были аморитами и поэтому официально считались представителями захватчиков. Но они уже давно жили в Египте, говорили по-египетски так же хорошо, как и на своем семитском языке, и их египтяне все же принимали. Поэтому они легко включились в торговлю между Северным Египтом и соседними азиатскими землями. Многие из них использовались оккупантами в качестве посредников, переводчиков, сборщиков налогов и надсмотрщиков над выполнением принудительных работ. Нельзя сказать, чтобы они были очень уж популярны.

Но самих завоевателей египтяне ненавидели отчаянной, бессильной ненавистью (и эта ненависть сохранилась в веках). Они не делали попыток слиться с египтянами, считая Северный Египет дальней провинцией, подчиненной их истинной родине – Ханаану. Через несколько лет после своего воцарения в Египте они перевели административную столицу из Мемфиса в северо-восточную часть дельты – в Аварис, расположенный на берегу неподалеку от Суэцкого перешейка. Там обосновался царь, правивший и долиной Нила, и долиной Иордана.

Строительство Авариса принесло новое и неожиданное процветание деревне, процветание, которому не могло помешать даже дискриминационное налогообложение. Ведь теперь деревня находилась на главном сухопутном и водном пути к новой столице. На другом конце деревни построили новый постоялый двор, а старый существенно расширили. А владельцы небольших лавчонок на главной улице – пекарь и торговец углем, кузнец, гончар и плотник – все они поняли, что весьма прибыльно иметь про запас на продажу предметы роскоши, которые путешественники всегда могли позволить себе приобрести. Некоторые торговцы даже стали во всеуслышание заявлять, что приход новых правителей оказался к добру. Они научились объясняться на ломаном семитском диалекте и заискивали перед чиновниками гиксосов, остановившимися в деревне. Однако этих «коллаборационистов», как и заезжих путешественников, избегало большинство жителей деревни.