Вторым человеком был невысокий американец с плечами атлета ирезкими глубокими морщинами на образцово-кинематографическом лице. Морщиныпридавали его мужественной внешности особый шарм, складываясь в некую печатьперенесенных испытаний и многотрудного опыта. В его густых каштановых волосахне было и намека на седину, а когда он двигался, то со спины его можно былопринять за двадцатилетнего спортсмена, хотя на самом деле ему было почти натридцать лет больше. Американец сидел, непринужденно откинувшись в кресле, ноего расслабленная поза не могла обмануть седого японца. Он хорошо знал, к какимнеожиданным и дерзким выходкам-прыжкам способны уютно мурлыкающие представителикошачьей породы. Особенно хищники.

– И все же вы меня не убедили, дорогой друг, – наконецпрервал молчание японец. – Наша организация платит вам огромные деньги,чтобы вы закончили разработку системы в кратчайшие сроки. Вы обещали, что всебудет готово к 1 января. Вы составили график проведения необходимых испытаний,и мы согласились с таким графиком. Иными словами, мы согласились с тем, чтораньше 1 января закончить работу невозможно, и выразили готовность васфинансировать до истечения указанного срока. И что же? Один паршивый русскийсбивает весь график, по которому, заметьте себе, работают не покладая рукдесятки людей. Неужели вы не могли найти более надежный источник?

Американец осторожно поставил чашку с блюдцем на низенькийстолик и слегка переменил позу, усаживаясь поудобнее.

– Акира-сан, вам хорошо известно, что Россию разворовываютвсе кому не лень, а стратегическое сырье вывозится оттуда грузовиками, вагонамии даже транспортными самолетами. Делают это люди вполне надежные и солидные,связанные с правительственными кругами, но люди эти находятся на виду, и, еслигруз, паче чаяния, останавливают на таможне, возникает скандал, волны которогоочень быстро докатываются не только до отправителя, но и до получателя. Вы,насколько я понимаю, этого категорически не хотите. Один, как вы изволиливыразиться, паршивый ненадежный русский – это наша с вами гарантиябезопасности. Даже если завтра он побежит с повинной и расскажет все, чтознает, нам это абсолютно ничем не грозит, потому что ни найти нас, ни проверитьего слова невозможно. Металлическую ампулу, которая умещается в кулаке, можнослучайно найти на улице, а у вагона с грузом всегда есть хозяин, рядом скоторым находятся люди, знающие, куда, когда и зачем он ходил и ездил и с кемпри этом встречался и разговаривал. Мне, право же, даже неловко напоминать вамо таких элементарных вещах.

– Ваши рассуждения правильны, но, к великому сожалению,бесполезны, – холодно ответил японец, – ибо они никак не убыстряютрешение проблемы. Что можно сделать, чтобы работы возобновились?

– Поторопить русского, пообещав ему еще больше денег. Илиискать другой источник.

– Что дешевле?

– Одинаково, – пожал плечами американец. – Поискидругого источника влетят в кругленькую сумму, но повысят риск. Лучше заплатитьэти деньги нашему продавцу, они послужат действенным стимулом к тому, чтобы онбыстрее разрешил проблему, которая у него возникла.

– Кстати, Карл, а что у него за проблема? Может быть, вымогли бы помочь ему?

– Я не знаю этого и знать не желаю. Русский должен сам решатьсвои проблемы без нашей помощи. Мы достаточно хорошо платим ему за каждуюпартию товара. А крутиться около него лишний раз – глупо и опасно.

– Предприятие снова требует дополнительных вложений, –недовольно констатировал Акира-сан. – Мне это не нравится, Карл. Не можетли быть, что ваш русский просто-напросто вымогает у нас деньги?

Американец усмехнулся.

– Я ценю вашу деликатность, Акира-сан. На самом деле выподозреваете, что деньги у вас тяну я, а не он. Ваши подозрения в отношениименя беспочвенны, но, увы, я не могу их опровергнуть ничем, кроме собственныхслов. Вам остается только верить мне. Во всяком случае, я могу попробоватьнадавить на русского, не обещая ему никаких дополнительных выгод. Я знаю, какэто сделать.

– Делайте, – кивнул японец. – Если вам удастсясэкономить хотя бы часть дополнительных расходов, я позабочусь о повышениивашего гонорара.

Через два часа в посольстве одной из стран СНГ в Москвераздался телефонный звонок. Трубку взял один из рядовых, незаметных сотрудниковпосольства и внимательно выслушал задание, которое состояло в том, чтобывыяснить названия и адреса некоторых предприятий и фамилии их руководителей,желательно директоров и главных инженеров.

Сурен Удунян запер машину и вошел в подъезд своего дома.Лампочка была, как обычно, разбита, и площадка рядом с лифтом тонула вполумраке, освещаемая слабым светом плафона, горящего на втором этаже. Суреннажал кнопку вызова и шагнул к почтовым ящикам, одновременно доставая изкармана ключи.

Внезапно чья-то рука крепко ухватила его за плечо. Отнеожиданности Сурик замер, потом резко повернулся и обмер от ужаса. Перед нимстоял тот самый мужчина из метро, Беркович, одетый в тот же самыйсветло-коричневый плащ.

– Зачем ты меня ударил? – тихо и монотонно спросил он.

– Ты же умер, – прошептал Сурик. Губы и язык плохослушались его.

– Конечно, я умер, – так же монотонно ответилпокойник. – Вот я и хочу узнать, зачем ты меня убил.

Со скрипом распахнулись автоматические двери лифта, но егоспасительная глубина была черной, как бездонная пропасть, – там тожеразбили плафон. Сурик сделал над собой отчаянное усилие, преодолеваяразлившееся по телу оцепенение, и буквально нырнул в эту темную глубину. Нопокойник оказался не менее проворным. Он вошел в лифт следом за Суриком и всталтак, что тот не мог ни выйти обратно, ни нажать кнопку нужного этажа.

– Зачем ты меня ударил? Зачем ты меня убил? – печальнобубнил мертвец. Голос его становился все тише и тише, постепенно снижаясь дозловещего шепота, но насмерть перепуганному Удуняну казалось, что у него надухом орет громкоговоритель. Он не мог заставить себя выйти из лифта, чтобывыбежать на улицу, потому что при этом пришлось бы протискиваться вплотную кстоящему в дверях покойнику. Об этом Сурик даже помыслить не мог.

– Я тебя не бил, – в отчаянии пролепетал он. – Ятолько по ноге ударил, ты не мог от этого умереть.

– А от чего же, по-твоему, я умер? – прошелестелмертвец едва слышно. Он стоял так близко, что Сурик отчетливо различалисходящий от него трупный запах.

– Ты упал и ударился. Честное слово, ты сам упал и ударилсяголовой. Это не я, ей-богу, это не я, я тебя не убивал. Ты сам упал! Ты сам! Яне виноват!

Сурик уже почти кричал, по спине его градом стекал холодныйпот. Неожиданно дверь лифта сама собой закрылась и кабина плавно пошла вверх.На шестом этаже в ярком свете, хлынувшем с площадки в темноту лифта, Удунянувидел, что рядом с ним никого нет.

– Что ж, Анастасия Павловна, на этот раз вы неошиблись, – сообщил Бокр, позвонивший Насте рано утром. – Удуняндействительно был последним, кого в своей бренной жизни видел СтаниславБеркович. Вам эта информация что-то дает?