трубку.

— Данилов, это ты? Слушай молча. Это Белов. Сейчас в кабинет войдет начальник угрозыска, оставь их, иди сюда, в комнату Морозова.

— Товарищ капитан, — громогласно отрапортовал младший лейтенант. — Только вы вышли, зашел товарищ майор. А вот и товарищ подполковник.

Барабанов, войдя в кабинет, увидел: Варламов, гневный, страшный, стоя перед сыном, занес высоко руку. Аркадий смотрел на отца, и весь его вид взывал: избей меня, отец, накажи.

Не ударив, Варламов опустил руку.

— Тебя нельзя простить! — глухо сказал Варламов. — Но первый шаг к искуплению вины ты сделал: сам пришел в милицию.

Подполковник остановился рядом, но Варламов, казалось, не видел его.

— Папа, я ни в чем не виноват.

— Ты сперва ответь на мой вопрос: откуда появился в подвале чужой велосипед?

— Папа, я ни в чем не виноват. Это велосипед Олега Казакова. Он утащил мой велосипед, а потом подменил чужим. Я не сразу сообразил, что все это имеет отношение к чему-либо такому.

— Не к чему-либо, а к убийству, — поправил подполковник и, глядя на Варламова, добавил: — Бушмакин скончался.

Варламов посмотрел на Барабанова и снова перевел взгляд на сына.

— Почему же ты молчал, когда понял все? Почему не заявил?

— Я, я... Папа... Олег Казаков брат Даши. Я не мог. Даша просила... Даша боялась за мать.

— Какая Даша?

Аркадий смущенно пробормотал:

— Я люблю ее. Мы поженимся.

Варламов вдруг повернулся к Барабанову, проговорил прерывисто:

— Я больше не могу, товарищ подполковник. Прошу вас, допросите его. Это мой сын... Я больше не могу вести дело. Разрешите выйти?

— Идите, Константин Николаевич, не расстраивайтесь, — с участием ответил начальник угрозыска.

Варламов пошел к выходу, следом за ним строевым шагом направился Данилов. Подполковник приказал ему:

— Пригласите сюда следователя Морозова. Будем работать.

— Слушаюсь.

Войдя в свой кабинет, Варламов бессильно сел за стол. Мысли вяло шевелились в голове. В груди то пусто, то тесно.

На столе стопка писем — двухсуточная почта. Варламов машинально взял верхний конверт, разорвал, раскрыл листок, бездумно пробежал раз-другой. Наконец, поймал одно слово, другое, заставил себя снова прочесть письмо от начала до конца.

«Привет из Перми! Низкий поклон!

Уважаемый товарищ майор Варламов!

К вам обращается с благодарным письмом слесарь велосипедного завода, чтобы пожать руку и сказать простое слово: спасибо! От всей души сказать. Не удивляйтесь, пишу по поводу женской шубы. Эту шубу мы купили в Муроме. И, представьте себе, потеряли в Казани, по дороге домой. Это было ужасно. Жена страшно горевала. Вернулись из отпуска без шубы и с полной потерей прекрасного настроения. И не надеялись найти. Написали заявление в милицию. Не надеялись, скажу откровенно, на расторопность и деловитость нашей уважаемой милицейской службы. Это хорошо, что обманулись. Я рад. Жена того больше. Просто удивительно, что вы нашли шубу в Ижевске и прислали ее нам. Прямо скажу: жена надела шубу, не отходит от зеркала, песенки поет, ко мне ласкова. И за это большое спасибо милиции. Вы спасли мир и согласие в нашей семье. Я не знаю, как выразить вам свою признательность. Если будете в Перми, уважаемый товарищ майор Варламов, то прошу заглянуть к нам. Будете дорогим гостем. Дело ведь не в шубе, в конце концов, а в душевности и выносливости нашей милиции. Словом, приезжайте, товарищ уважаемый майор Варламов, встретим вас по-пермски.

С низким поклоном Артамоновы».

Майор улыбнулся и еще раз прочитал письмо. Стало жарко, хорошо и весело. Сердце оттаяло.

«Поработаем еще на радость людям», — подумал он и вложил листок обратно в конверт.

Зазвенел телефон.

— Варламов слушает. A-а, это ты, Афанасий, — узнал он голос Пушина. — Ну, как там, что узнал? Ну-ну, слушаю...

Пушин подробно рассказал об Олеге Казакове, о его срочном увольнении с работы и отъезде из города, о показаниях Клары Денисовой.

Майор внимательно выслушал и сказал:

— Правильно, Афанасий, надо срочно поехать на вокзал, подежурить. Надо задержать. Действуй. Я тоже подъеду.

Закончив разговор, майор поднялся и вышел. В коридоре он увидел девушку. Она шла, рассматривая таблички на дверях.

— Вам кого, девушка? — спросил у нее майор.

— Мне? — казалось, удивилась она. — Мне Аркадия.

— Варламова?

— Да, — и торопливо объяснила: — Его в милицию увезли, а он ни в чем не виноват. Я докажу.

— Да кто же вы такая?

— Даша я. Даша Казакова.

— Сестра Олега Казакова?

— Да, — испуганно вскинула глаза девушка. — Его уже поймали? Он сегодня уезжает с друзьями. Надо его отнять у них. Они его спаивают, делают из него хулигана. Спасите брата!

— Спасем, Даша, — серьезно пообещал майор. — Пойдемте со мной, — Варламов, открыв дверь, спросил: — Разрешите, товарищ подполковник? Срочное дело. Пришла к нам с просьбой Даша Казакова, прошу выслушать ее. Она сестра Олега Казакова и... знакомая моего сына.

— Аркаша! — крикнула девушка, увидев Аркадия.

— Даша!

Они кинулись друг к другу. Даша сразу же загородила собой Аркадия и с комичным вызовом воскликнула:

— Он не виноват. Я все расскажу. Вы не имеете права арестовывать без...

Даша не договорила, увидев улыбку на лице подполковника.

— А мы и не думали его арестовывать — Аркадий Варламов наш гость. И вы тоже. Прошу, присаживайтесь, поговорим, раз уж волею случая собрались вместе.

XXIV

Мартынов старался быть хладнокровным. Он узнал, что милиция заинтересовалась плотниками. Флор боялся, что Олег Казаков не выдержит первого же следовательского нажима, расскажет обо всем. В нем сейчас — главная опасность. Его надо убрать. Воспользоваться отъездом к дяде.

Флор быстро нашел общий язык со своим старым дружком по темным делам шофером Рудольфом Уткиным. Жадный на деньги, Уткин готов был исполнить любое поручение Мартынова, который совместно с прорабом обеспечивал шоферу твердый заработок по крайней мере по триста рублей в месяц за счет приписок фиктивных работ.

Вот и сейчас только одному ему ведомыми путями Мартынов раздобыл для Уткина командировку в Сарапул, вручил тугую пачку денег, сказал, что он поедет вместе с Олегом Казаковым.

— Этого щенка надо прибить и сбросить с поезда.

Уткин опешил, когда Флор подал ему завернутые в тряпицу свинцовый кастет и финский нож, но ослушаться не посмел.

— Сделаю, — пообещал он, дрожа от внезапно охватившего его озноба.

У Флора слова не расходятся с делом, видимо, он давно уже все обдумал,