— Мое дело маленькое, — осторожно заметил Ворон, — только я слышал, как Химик тебе пел. Ему-то что, он свалит скоро отсюда, гадом буду! Ему по нахалке не пришьют и на понт не поймают — волчара еще тот! А тебе со всеми твоими отказняками двадцатник влепят! Выйдешь — под сорок будет! Думай!

— Что ты имеешь в виду? — сразу насторожился Парфен.

— У тебя своя голова на плечах! — заметил старожил советских тюрем и, как ни в чем не бывало, отошел в другую сторону.

Гришка действительно задумался над его словами, но неожиданно отвлекся, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Покрутив головой, он заметил, как один из кавказцев-сокамерников пристально смотрит в его сторону. Столкнувшись взглядом с Парфеном, он тотчас отвел глаза. Что-то быстро сказал земляку и вновь косо посмотрел в его сторону.

«А в самом деле? — уже не в первый раз задал себе Парфен закономерный вопрос. — Даже Ворон, которому и дела до меня нет никакого, и тот вполне определенно намекает! Да к тому же, если верить Тарасову, то и времени на раздумье у меня нет! Если Самосвал появится, мне хана! Да и Калган не просто так волком смотрел!»

От нехороших мыслей вновь стало зябко, несмотря на то что солнце светило вовсю.

Вернувшись в камеру, Парфен принял окончательное решение — нужно попытаться поторговаться с Тарасовым. Во-первых, узнать, что тот может предложить реально для него, и от этого уже танцевать! Приняв такое решение, Парфен даже немного успокоился, словно с души свалился тяжелый груз.

* * *

Тарасов словно угадывал перемену в настрое подследственного и на следующий день преподнес Гришке такой сюрприз, что у того отмело все сомнения напрочь.

Под вечер, когда он уже никак не ожидал вызова, громыхнула отпираемая дверь камеры и раздался командный голос:

— Парфенов, на выход!

Привычно заложив руки за спину и не торопясь, он направился вперед по тюремному коридору. Конвоир шел чуть позади.

— Направо, прямо, стой! Лицом к стене! — Знакомые команды, как пистолетные выстрелы, раздавались время от времени позади него. Гришка начинал выполнять их раньше, чем конвоир успевал выкрикивать! Дверь в камеру открылась, и Гришка остолбенел на месте. Наверное, у него был ужасно глупый вид, поскольку даже Тарасов не выдержал и улыбнулся.

Парфенов ожидал увидеть кого угодно, только не Татьяну. Судя по тому, что девушка смущенно улыбалась, она присутствовала в камере не в качестве арестованной.

— Вы десять минут пообщайтесь, я в коридоре подожду. — Тарасов продолжал все больше удивлять молодого человека. Он выразительно глянул на Гришку, затем на наручные часы, затем вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Ты, ты… как здесь? — Гришка не находил нужных слов.

— Милиционер, тот, что постарше, приходил к нам в больницу. Разговаривал со мной, про тебя расспрашивал. Обещал встречу с тобой организовать…

— Чтобы ты меня разжалобила и я нюни пустил? — окрысился Парфен и тотчас пожалел о своих словах. Татьяна дернулась от него, будто ее током ударило. Она широко открыла свои изумрудные глаза и так застыла, не отрывая взгляда от лица парня.

— Извини, тут все понимается по-другому…

— Я действительно хотела с тобой поговорить. — Взяв его голову в свои ладони, Татьяна вновь заставила Гришку смотреть себе в глаза. — Не знаю, правильно это или неправильно. — Она немного замялась, но взгляд не отвела. — Но ты не должен ничего думать… я не потому, что кто-то мне приказал или попросил, я сама так думаю…

Фразы получались обрывистые и неказистые, но Парфен чувствовал, что идут они от всего сердца и Татьяна действительно говорит не по указке.

Почти все десять минут он слушал ее, не перебивая. Суть того, что горячо излагала ему любимая девушка, в основном совпадала с тем, что ему в двух словах обронил на прогулке Ворон. Только под конец он не выдержал, губы его нашли ее, и только лязг замка заставил его оторваться. Они тяжело дышали, когда вошел Тарасов.

— Ну, милая барышня, аудиенция окончена, а с тобой я еще хочу поговорить, — объявил он Парфенову.

— Сколько, как ты думаешь, тебе суд отпишет? Не прикидывал? — сразу набросился на молодого человека следователь. Он еще что-то говорил, но слова Олега Андреевича сливались в монотонный шум в сознании Гришки. Перед глазами стояла только она.

— Да очнись ты! — не выдержал следователь.

Парфен вздрогнул от окрика и некоторое время изумленными глазами смотрел на капитана. Затем взгляд налился злостью.

— Зачем, зачем вы ее привели? — На скулах катнулись желваки. — Думаете, я сейчас расплачусь от умиления и чистосердечное накатаю?!

Последнюю часть фразы Парфен выкрикнул с истерическим надрывом. Еще немного — и в глазах бы действительно заблестели злые слезы.

— Дурак, — коротко охарактеризовал его поведение следователь. — Мне твоя повинная теперь — как до женского передка дверца. Что для прокурора нужно, я и так собрал уже. Но…

Олег Андреевич подался вперед, приблизив лицо к подследственному. Прервав сам себя, он некоторое время смотрел молча на Парфена, будто молчание парня было для него красноречивее любых слов.

— Сколько можно с тобой разговаривать! Почему ты о себе подумать не хочешь? Ведь, как я уже говорил, все от тебя самого зависит!

— Что вы мне реально предлагаете, — выдохнув, решился Парфен.

— Нет, — покачал головой следователь, — это я слушаю тебя, что ты мне можешь предложить, чтобы облегчить свое положение?

Парфен был готов к такому повороту событий и усмехнулся, глядя в глаза капитану.

— Все, что я мог, я уже рассказал, — пожал плечами парень, решив еще раз сыграть в дурачка.

— Так мы далеко не уйдем, — покачал головой Тарасов. Немного помолчав, он добавил: — Хорошо! Намекну тебе — про тебя я и так практически все знаю. А вот про тех, кто отправляет тебя и тебе подобных пацанов на убийства, хотелось бы знать поподробнее!

— Меня никто никуда не отправлял! — сразу насторожился Парфен. — Я подшоферить…

— Да перестань ты! — скривившись, махнул на него рукой капитан. — Я сейчас с тобой не для протокола говорю!

Неожиданно он опять перегнулся через стол и приблизился к Гришке, как будто хотел доверить самую сокровенную тайну.

— По большему счету, если уж на то пошло, мне плевать, ты или твой кореш замочил Улыбку! Вам за то еще медаль нужно дать. — Тарасов медленно чеканил слова, не отводя взгляда от лица Григория. — Да и за первого тоже благодарность объявить можно — говнюк еще тот был! Героинчику через него много прошло!

Гришка не мог оторвать взгляда от лица сидевшего напротив мужчины. Все, что тот сейчас говорил, было без преувеличения жизненно важно для него.

— Но для закона ты преступник! — так же резко отдаляясь, несколько театрально