X

Через три дня де Хэвиленд отправил меня к Дарне. Накануне вечером он вызвал меня к себе, послав за мной секретаршу, мисс Бреттингэм. Когда я явился в гостиную, загроможденную мебелью и безделушками, со стенами, сплошь увешанными картинами, так что на них почти не осталось свободного места, он рассеянно изучал толстый гроссбух в переплете из мраморированной бумаги и пролистывал стопку квитанций.

— А, это ты, — поднял он голову. — Дарне-старший ждет тебя завтра с утра. Я отправлю с тобой посылку: не забудь забрать ее у мисс Бреттингэм. В ее кабинете, напротив приемной. — Он смерил меня взглядом с головы до пят и поморщился. — Вечером я пришлю в твою комнату приличную одежду. И, будь добр, помойся.

Мистер де Хэвиленд указал пером на дверь, повелевая мне идти. Чернила брызнули на раскрытую бухгалтерскую книгу, и он раздосадованно прищелкнул языком. — Ноя...

— Мне некогда. С утра я сразу уезжаю в особняк Лэтворти, и дел у меня невпроворот. Если у тебя есть вопросы, спроси кого-нибудь еще.

— Кого?

— Да хоть самого лукавого. Ступай.

Вечером я поднялся в комнату и обнаружил на своей кровати новый костюм: светло-серый, с голубым жилетом и чистой рубашкой с накрахмаленным воротником. В грязной тесной комнатушке он смотрелся настолько чужеродным, что с порога казалось, будто какой-то аристократ случайно

забрел в комнату и лег на кровать умирать. Приблизившись и поднеся свечу, я также увидел блестящие туфли, шляпу из чесаного фетра и коробочку слоновой кости с запонками и застежкой для галстука. Примерять все это не было нужды; я знал заранее, что наряд окажется неудобным и не по размеру. Я положил костюм на самый чистый участок пола и попытался забыть о нем, но всю ночь мне чудилось, будто он тянет ко мне свои отглаженные руки.

На следующий день я старательно смыл с себя грязный налет, накопившийся за день, и побрился с ледяной водой, а насчет того, что костюм окажется неудобным, я оказался совершенно прав.

Стоило мне войти в мастерскую, Хикс присвистнул и выкрикнул:

— Эй, ребята, гляньте-ка на Его Светлость! — Товарищи мои зашлись хохотом.

Де Хэвиленд взял карету и поехал в Лэтворти, а мне пришлось брать кэб; раньше я никогда не ловил кэб и долго стоял на тротуаре на Элдерни-стрит. Наконец один возница остановился и спросил, не заблудился ли я. А я и впрямь на миг растерялся и решил, что забыл адрес Дарне, но потом, запинаясь, все-таки назвал его, и возница велел мне садиться в карету. Мисс Бреттингэм отдала мне «посылку» — ею оказался сундук, который де Хэвиленд наполнил книгами доверху, — я затащил его на сиденье, а потом залез в карету сам, пожалев, что де Хэвиленд не догадался отправить сундук почтой.

Из окна кареты я глядел на проносящийся мимо Каслфорд, но мое сердце билось так отчаянно, что перед глазами все сливалось, из общей массы проступали лишь отдельные

фрагменты: ряд новых домов, портик с колоннами на углу, витрины с яркими образцами тканей. У меня возникло ощущение, что все вокруг — старательно созданная подделка; казалось, если мы свернем и поедем другим маршрутом, я вгляжусь внимательно и увижу, что дома на самом деле сделаны из раскрашенного картона, что это всего лишь хлипкие декорации. Не узнавал я и себя. В этом светло-сером костюме и голубом жилете я чувствовал себя самозванцем и поджимал пальцы в слишком тесных ботинках.

Я старался не думать о том, каково это будет — переплетать человека, но мысли лезли в голову против моего желания. Ничего у меня не выйдет, полагал я, или хуже того — переплетная лихорадка вернется, и я, потеряв контроль над собой, снова утону во мраке горячечных галлюцинаций. Кричащего, меня увезут в сумасшедший дом. А Люциан Дарне увидит все это. На язьпсе повис горьковатый привкус страха.

Кэб протарахтел по мосту и миновал замок — полуразрушенную громадину из желтого камня. Внезапно карет и повозок стало больше: они выскакивали по бокам и ехали так близко, что я мог до них дотронуться. Нас словно подхватило течение; затем карета замедлила ход и свернула в переулок. Там было тихо. Вдоль дороги высились ряды платанов с голыми ветками.

— Приехали.

— Что? — Я не расслышал и наклонился вперед. Возница вытянул руку с хлыстом и указал на дом. — Дом номер три, — проговорил он. — Видишь кованую «Д » на воротах? Это здесь.

Я вышел из кареты, вытащил сундук и с грохотом бросил его у ног. Занятый своими мыслями, я не подумал о том, как

буду расплачиваться с кучером^ и на миг запаниковал. Одна- К О ; сунув руку в карман, почувствовал прохладную тяжесть соверена в руке. Вероятно, де Хэвиленд или мисс Бреттингэм проявили неожиданную предусмотрительность. А может — что вероятнее всего, — монету забыл предыдущий хозяин костюма, и с момента, когда сюртук надевали в прошлый раз, никто не проверял карманы.

Кэб уехал. Я глубоко вздохнул. Кованые узоры на калитке извивались, как лианы, — венок из чугунных ростков вокруг витиеватой буквы «Д ». Дорожка, усыпанная гравием, делила припорошенную снегом лужайку на четыре части и вела к широкой парадной двери с витражными стеклами. Дом с двумя фронтонами был построен из старого красного кирпича; по обе стороны от двери располагались высокие зашторенные окна. В доме горел свет. Вверху, где фасад встречался с крышей, стены украшала лепнина в виде симметричных урн и выступов. В таком большом доме наверняка имелись два входа, как в особняке де Хэвиленда, — один для знатных гостей, второй для простолюдинов. Я попытался вспомнить, говорила ли мисс Бреттингэм что-то про черный ход. Но нет: она лишь наказала мне вести себя почтительно, но не подобострастно. «Помни: ты представляешь

мистера де Хэвиленда». Она произнесла это так, будто де Хэвиленд был величайшим человеком на земле, и я едва ли мог надеяться стать его достойным представителем.

Значит, постучусь в парадную дверь. Я присел на корточки, чтобы поднять сундук; плечи заныли. Однако пару месяцев назад я бы и вовсе не сумел его поднять.. Сундук предназначался мистеру Дарне: «Первым делом вручи ему сундук — только ему и никому больше, понял?» — но затащить в дом такую тяжесть оказалось непросто. Пот выступил на лбу, воротник рубашки впился в шею, и я подумал, что ткань, наверное, уже успела запачкаться и покрыться серыми пятнами копоти.

В окне верхнего этажа как будто бы колыхнулась занавеска. Я стал уговаривать себя, что мне показалось, но чувствовал, как чей-то взгляд скользит по мне, пока я иду по дорожке, и вздохнул с облегчением, оказавшись у входной двери. Прижав сундук к дверному косяку, я кое-как дотянулся до колокольчика и стал ждать. Руки тряслись под весом ноши. Рисунок на панели из цветного стекла — лампа и ее пламя, окруженные зеленой лентой, — задрожал и заплясал перед глазами. Гудели колени, дрожь в них была слишком сильной и не могла быть вызвана далеким дребезжанием колес по булыжной мостовой. Дыхание участилось.

— Доброго дня, сэр, — произнес кто-то.

Но я не обратил внимания на открывшую дверь служанку — тихий голос, кружевной чепчик, прыщик на лбу, — потому что в коридоре за ее спиной увидел Люциана Дарне, спускающегося по лестнице. Земля вдруг пропала у меня изпод ног, и я закачался на волнах тьмы.