Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виною сего набега стал сам алчный стратег Константин, из горделивой неразумности своей совершивший один за одним два похода на варваров. Из первого он вернулся с обильной добычей и, дабы похвастать своим воинским успехом, объявил, будто вытравил из земных недр и пленил богиню варваров, дочь Ехидны, полудеву-полузмею Горынишну, которую теперь ведут в эллинские владения под присмотром храброго войска.
На самом же деле стратег велел связать колонну пленников не шеренгами по трое, как обыкновенно водили полон, а в цепочку по одному, так что голова этой змеи уже давно вползла в город и стала сворачиваться в кольцо, тогда как само тело ещё волочилось по холмистой возвышенности, хвост же и вовсе уходил за дальний восточный окоём. Впереди поставил полуобнажённых, с длинными космами дев, которые в варварской стране были высоки и гибки станом. Восторженные жители Ольбии встречали победителя с пальмовыми ветвями в руках и поначалу принимались было считать добычу по головам, вслух размышляя, всем ли хватит рабов и рабынь и сколько придётся заплатить за взрослого самца, сколько за детёныша-отрока или отроковицу, но вскоре сбились со счёта.
И потому как смиренная верёвками ползущая эта тварь всё ещё перетекала с холма на холм, встречающей толпе добавлялось радости, и многие стали уже присматривать себе подходящий товар, ликуя и прославляя доблестного стратега полиса. Они даже обрадовались, что добычей стала не многоголовая дочь Ехидны, которая когда-то угнала у самого Геракла коней и ныне обитала в земных недрах Рапеи, стране диких лесов; эта ползучая дева-богиня, по разумению варваров, жена бога Змея Горыныча, и пленённая могла бы принести много бед, потрясений. Поэтому жители полиса воспринимали заявление Константина как приятную и полезную аллегорию.
А самодовольный стратег, сполна вкусив чести, ему оказанной архонтом Ольбии, горожанами, именитыми мужами и особенно капейскими купцами, уже тогда замыслил новый поход вверх по Гипанису и, едва распродав пленников, отправился в варварскую полунощную страну, на сей раз замыслив перейти Гилею и поискать добычи за горами, где, по слухам, и обитал варварский бог Змей. Архонт Ольбии, коему Константин преподнёс в дар дюжину пленённых отроковиц и серебряный посох, добытый в походе, был так польщён, что не препятствовал, положившись на волю богов. И напрасно Бион призывал стратега остановиться, ссылаясь на звёзды, предсказывал грядущую беду и по-отечески увещевал не ходить к полунощным варварам, не тревожить и не гневить их богов, не будить того самого Змея Горыныча, дремлющего в каменных пещерах. На худой случай советовал ещё раз наведаться в восточную сторону, где также обитали дикие кочевые племена, но уже покорённые однажды и потому ослабленные, не способные к мести.
Константин не послушал оракула, пренебрёг его советами, будучи уверенным, что за горами добыча легка, ибо все мужчины варваров в это время заняты уборкой урожая и охотой, а их селения остаются без защиты. Он ушёл на полунощь, пустив конницу берегом, а пехоту на малых речных судах, и к середине осени, после уборки винограда, привёл новый полон, числом ещё более, чем первый. Только на сей раз основу добычи составляли молодые женщины, множество разнополых подростков и даже малых детей, которых отдельными малыми связками везли на повозках. Когда-то тиран милетский издал неукоснительный постулат для архонтов, стратегов и воинов, категорически запрещающий пороть кнутами пленённых самок варваров и детёнышей, дабы не наносить им явных увечий, влекущих за собой шрамы и рубцы. Он велел вязать добычу только мягкими пеньковыми верёвками, кои бы не натирали шеи и запястья, как путы из конского волоса, давать одежду, если таковой не имеется или износилась в пути. Но, несмотря на подобные предосторожные отношения, приведённый на сей раз полон выглядел ужасно!
Арис давно заметил, что дикие племена из полунощной стороны отличаются светлыми волосами и белокожестью, совсем непригодной для работы под жарким солнцем, поэтому жители полиса покупали подобных пленников с неохотой, не желая тратиться на одежду для рабов. Спросом более всего пользовались пленницы, которых обращали в наложницы и содержали в домах состоятельных граждан. И ещё отроки и отроковицы, которых с удовольствием покупали ремесленники, дабы с юности привить навыки всевозможных ремёсел. Большую часть пленников продавали в метрополию, то есть в Милет, и оттуда уже раскупали по всей Середине Земли. Тут же, взирая на новую добычу неутомимого в походах Константина, философ вдруг распознал его безоглядную глупость и варварскую хитрость пленников, которые нарочно избавлялись от одежды, чтобы ожечься солнечными лучами. Кожа на их плечах и спинах вздулась волдырями, изъязвилась, охватилась сукровичными коростами, и у многих полуобнажённых пленниц и отроков в гниющих, безобразных ранах шевелились личинки, отложенные мухами. Мало того, Арис узрел, что у большинства женщин и отроковиц посечены лица, но не плетью либо колючими ветвями тёрна, скорее всего, острыми камнями, то есть эти дикарки умышленно спотыкались и падали ниц, дабы причинить себе побольше вреда. Покорителя варваров хоть и встречали с кувшинами молодого вина, хоть и осыпали его розовыми лепестками, однако же без должной торжественному случаю радости, поскольку товар был сильно испорчен. И потому цены на рабов и рабынь сначала упали втрое, когда же раскупили всё более лучшее, и вовсе снизились до такой степени, что отроковицу либо отрока для плотских утех можно было взять за один обол – ровно столько стоила овца…
И вот спустя два месяца после этого похода, когда наконец-то выбродило и поспело молодое вино, а вся Ольбия предалась власти Бахуса и беззаботному веселью, кровожадные варвары внезапно явились в пределы полиса, причём не из-за холмов с полунощной стороны, а с моря, неведомым образом минуя сторожевые заставы на побережье. Когда архонту доложили, что они зорят никак не прикрытые, не укреплённые эллинские селения и жгут корабли в гаванях Капейского мыса, он не поверил, ибо знал от стратега, что варвары разгромлены наголову и не способны не то что перевалить горную гряду и совершить дерзкий набег, но и к сопротивлению в собственных землях. Он не верил, даже когда спасшиеся капейские купцы и ремесленники, побросав имения свои, побежали к Ольбии, дабы укрыться за её стенами. А уставший от походов и самодовольный стратег потерял бдительность и