Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот самый удачный момент, когда клуб начал разлетаться в клочья под суперхит от Lorde[30], и сотни голосов принялись завывать, словно волчья стая: «Roya-a-als, roya-als!»[31], Мустафе удалось незаметно выскользнуть из крепких братских объятий, чтобы вернуться за свой стол. Толпа золотых детей пела:
Нам никогда не быть королевскими особами,
Нет этого у нас в крови.
И, малыш, я буду править, править, править, править!
Интересно, догадывалась ли Элла Мария Лани Йелич-О’Коннор, когда выпускала свою песню о радости от простых вещей, насколько иронично она зазвучит в сегодняшнюю ночь?
Вдохновившись тем, как тепло арабы приняли Мустафу, Фрэнсис наполнил себя текилой и смелостью и направился к европейскому столу с желанием тоже поболтать по душам. Но там лишь недоумевающе уставились на него и, поморщившись, остановили словами:
– Que te faut?[32]
Бедный Фрэнни тут же повернул обратно, старательно делая вид, что просто заблудился.
– Ох уж эта текила! – заулыбался он, демонстрируя всем опустошённый шот.
В эту же секунду Валя подошла к столу и крепко обняла бельгийского братца.
– Какая ты сегодня… блестящая, Валя! – Было видно, как Фрэнни обрадовался дружескому теплу.
– Валентино-о-о! Ну наконец-то дошла до нас! – завизжала Сельма, прыгая на диване.
Алекс вручил Вале стакан с водкой и соком, все дружно закричали:
– Santeee![33] – хвастаясь практически единственным словом, выученным на французском.
– Платье у тебя просто бомба… – Главная сорока города Мария первой обратила внимание на платье-сорочку с аметринами.
– Мерси! – Валя засияла. – А тебе, Сэм, нравится мое платье?
– Очень. – Саманта хитро прищурилась и что-то втянула в себя через трубочку, держа стакан с неопознанной жидкостью и льдом.
Валя плюхнулась на диван, с упоением вдохнула в себя горячий воздух, в котором чувствовались только пот и пьяное дыхание вчерашних студентов. «Именно так, пожалуй, и пахнет счастье», – подумала она.
Всё, что случится потом – сегодня тонуло в алкогольных реках, ботанички танцевали на своих очках, растаптывая в пыль толстые линзы, ЗОЖники докуривали вторую пачку сигарет, недотроги уже ничем не отличались от танцовщиц go-go[34]. Хотя на самом деле было не до конца ясно, насколько весело или грустно Вале было с ними в эту ночь. Она старалась раствориться вместе со всеми, отпустить тревогу, но застрявший в сердце нерешённый вопрос, жизненно важный для Вали, никак не отпускал. «Какого черта вообще нельзя просто обо всем откровенно поговорить?» – мысленно возмутилась Валя и громко позвала Саманту:
– Сэ-э-эм! Сэ-э-эм, ау! Пожалуйста, подойди!
Саманта в это время танцевала на диване, то ли делая вид, что не слышит Валю, то ли действительно так глубоко погрузившись в музыку и нагло затягиваясь своей вишнёвой сигариллой, несмотря на запрет на курение в клубе. Валя решила не отступать и поднялась к ней.
– Саманта, нам нужно поговорить, давай отойдем в сторонку.
Сэм заулыбалась, увидев перед собой Валю, и положила руки ей на плечи, стараясь передать русской сестре настроение праздничной беспечности.
– Ми-и-и-лая, так хорошо сейчас. Давай потом…
– Нет, сейчас. Сколько можно за тобой ходить, уже выпускной, ты обещала!
Поняв, что отделаться от Вали уже не получится, Саманта перестала танцевать и стала серьёзной.
– О’кей, пошли к туалету.
У туалета было самое тихое место в клубе. Там случались признания, выяснения отношений и позорные приземления с подиума. Валя попросила у Сэм сигариллу и, хорошенько затянувшись, словно в последний раз впустив в себя воздух рая, спросила:
– Ты остаёшься в Женеве?
Саманта отвела взгляд и уставилась в глухую стену. Через секунду она просто и однозначно ответила:
– Нет.
– Но мы же… Мы же договорились, что останемся здесь вместе! Ты ведь знаешь, что я не возвращаюсь в Россию!
– Я знаю, Валентино, но я приняла решение уехать в Чили.
Валя просто не могла поверить ее словам.
– Как же так?! Ты что, теперь хочешь вернуться к своим родителям? Ты же столько лет твердила, что ненавидишь их! Они же… ведь они же бросили тебя, Сэм, так же как и мой отец меня!
Валя вспомнила долгие беседы с Самантой, все ее рассуждения и умозаключения, которые теперь кардинально разнились с тем, что она говорила сейчас.
– Да, я понимаю, тебя это удивляет. Просто я недавно хорошенько обо всем подумала и решила – к чему весь этот мой бунт? В Чили мне не придется с нуля строить карьеру, да и бизнес родителей не самый противный. Всё уже, в общем, готово… Или что ты хочешь мне сказать? Давай откроем в Женеве бар и будем тут вдвоём весело жить? Ну это же просто детский бред, Валя! Тебе и правда уже пора повзрослеть!
Клуб гудел, как разворошённый рой пчел, управляемый коллективным разумом, но среди безумия Валя абсолютно точно поняла слова Саманты, переспрашивать было незачем.
Словно призраки прошлого, вернулись тонкие воспоминания, как Валя впервые увидела Сэм, как рассмотрела в ней антипод капиталистических устоев, завладевших почти всем, что было знакомо Вале, пробравшихся даже в сердце ее любимого отца. Несравненная, красивая, гордая, правильная Сэм плевать хотела на любые цацки и, казалось, учила этому, как старшая сестра, и своих друзей. Этим они показательно отличались от мажора Саши и его стаи, твердили, что их-то нельзя купить! Казалось, они стали семьей, «chosen family», как здесь говорят, и давно разобрались в том, что хорошо и правильно, а что прощать нельзя и ни за что никогда не совершат сами. Важным правилом было держаться вместе и помнить свои обещания – как это и бывает в семьях, которых они фактически были лишены. Нельзя сказать, что Валя совсем не ожидала такого ответа Сэм. Она уже давно чувствовала, как что-то неотвратимо происходит между ними, отдаляя их, но всё же Валя до последнего надеялась, что не услышит отказа.
Валя схватила Саманту за руку и сжала ее так, что та взвизгнула от боли. Валя отпустила ее руку.
– Прости. Да уж, ты права, мне и правда пора повзрослеть.
Валя спокойно повторила эту фразу, а затем просто смешалась с гомонящей толпой. Сэм, нахмурившись, потирала
