Валя стояла перед большим зеркалом, пристально разглядывая себя. Рядом с ней на полу дымилась полная пепельница и выдыхалась открытая, наполовину выпитая, бутылка вина. Les Berges пустел, за окном было слышно, как каждые пятнадцать минут ко входу подъезжают такси, забирая новую орущую партию студентов, отправляющихся в «Яву».

Валя сказала друзьям, что ей нужно время, чтобы «привести себя в порядок» и определиться с нарядом, поэтому она приедет в клуб попозже. Все с пониманием отнеслись к ее словам. Но Валя схитрила. На самом деле она давно выбрала, в чем отправится на выпускной.

Перед зеркалом Валя торчала почти час, одетая в сияющее платье-сорочку с натуральными аметистами-аметринами, которое в разгар домашнего веселья ей подарила Сэм. Утром она собрала рассыпанные после ночного безумства камешки и прикрепила их к платью. Самоцветы при каждом движении фантастически меняли свой цвет, переходя из лимонного в фиолетовый или персиковый.

Валя не могла оторваться от такой красоты и закуривала новую сигарету, запивая горечь никотина вином. Поначалу холодные камушки, касаясь тела, вызывали мурашки, но затем, согревшись горячей кровью, потеплели и стали родными для Вали, как для рыбы чешуя. Жаль, что рядом не было фотографа: юная красавица в волшебном платье, готовая с головой нырнуть в выпускную ночь, была очаровательна и невиданно прекрасна.

От сигарет волосы Вали успели пропахнуть дымом, глаза начали слезиться, отчего тушь отпечаталась черными полосками под глазами, будто искушённый визажист нарисовал весьма ровные «смоки» – дымчатые тени.

У крохотного кухонного стола висел выцветший коллаж из фотографий, сделанный Валей – хрупкие моменты, пойманные когда-то ее камерой: дети у входа в Цирк дю Солей в ожидании волшебства, лодки, погруженные в ледяной сон, едва проснувшаяся Сэм, закрывающая лицо ладонью, ноги Вали, торчащие из продуктовой тележки, которую Мустафа шумно катил по улице, крупный план сурового лица Августа, влюблённо смотрящего в объектив.

Фото были распечатаны в темной комнате на кафедре фотографии. Пропитанная химикатами бумага проявила черно-белые воспоминания, а потом Валя опрометчиво повесила свой коллаж на стену, на которую круглый год светит солнце. Спустя время они потеряли яркость, а сейчас, в табачном дыму, на фотографиях совсем невозможно разглядеть лиц.

Было понятно, что Вале пока везет – каким-то чудом дым обходил стороной датчик под потолком и пока что не сработала пожарная тревога. Также было ясно, что сигаретную вонь с минуты на минуту может учуять надзирательница Les Berges, и хотя выгонять выпускницу из общаги за неделю до ее официального выселения было бы абсурдом, все же настало время срочно покинуть здание.

Валя подумала, что женевское такси вполне могло бы называться «Телепорт». Машина всегда прибывала через пять минут и доставляла пассажира к месту назначения примерно за столько же. «Зря ты, Мария, собралась в Париж, там тебя так не побалуют», – мысленно съехидничала Валя, запустив искоркой из своих тёмных глаз, очерченных черной тушью, в водителя такси.

Жар и вибрации клуба «Ява» заполняли все близлежащие улицы, а этой ночью клуб напоминал индонезийский остров, на котором уместилась и многоликая столица Джакарта, и тридцать действующих вулканов, извергающихся друг за другом, как кристаллики Pop rocks[28] на языке.

Валя зашла в клуб. Годы учебы в Женеве сделали свое дело: чтобы попасть на лучшие тусовки города, ей давно уже не требовался пропуск, как в общем и почти всем студентам Webster. Охрана клуба последний раз видела в руках Вали документы, когда ей было семнадцать, и это были водительские права девушки-грузинки по имени Кетеван Капанадзе. Валя позаимствовала их у нее, потому что сокурсница тоже была брюнеткой, к тому же старше Вали на год. Этого было достаточно. На десятый визит охранники признались Вале, что на самом деле давно уже разоблачили маленький обман, но если ей так хочется тусить – пусть просто приходит, и если вдруг какие-нибудь пидарасы начнут приставать – пусть тут же зовет на помощь.

В море розового неона пел Маклемор[29] о том, как в комиссионке он откопал флисовый спортивный костюм, крокодиловые шлёпанцы, кожаный куртон подозрительного цвета, неисправную клавиатуру и водную лыжу, благодаря чему стал самым крутым белым чуваком в клубе.

Цифровые пальмы меняли цвет под потолком, между ними, стремясь прямо к туалетной двери и набирая скорость, ехала на собственной жопе девушка с охреневшим лицом. Лабутены хоть и старались зацепиться за пальму или чьё-нибудь тело по дороге, чтобы остановить скольжение, но у них ничего не вышло. Видимо, девушка поскользнулась на пролитом на подиум коктейле, стараясь соблазнительно пройтись мимо арабского столика, но, к сожалению, рухнула прямо на свой обтянутый атласным платьем зад. Подъехав к туалету, она на четвереньках быстренько проползла в сортир, надеясь, что так ее меньше заметят.

Через минуту в ту же дверь забежала другая взволнованная мадемуазель, держа два блестящих клатча. Ситуация стала очевидной – первая девица решила, что уже не сможет пережить позорный провал и вернуться на танцпол, поэтому позвонила своей подружке из туалета с просьбой принести ей сумку, потому что она покидает клуб. Ну что же, в «Яве» всё идет по плану. Потеря бойца останется незамеченной.

В неоновом свете аметрины на платье сияли особенно ярко, Валя шла между столиков, заставляя всех обращать на себя внимание, словно сверкающий диско-шар шагал на стройных ножках, и от него во все стороны отпрыгивали жёлтые и сиреневые блики-зайчики. Перед тем как дойти до своего столика, она не смогла отказать в объятиях азиатам, опрокинуть стаканчик текилы с американцами и даже пустить слезу за столиком европейцев. Хотя помимо «своих» Валю сегодня еще ждали на шот русские. Отказать им в визите было никак нельзя.

Резиденты стола № 4 были в полном составе. Хотя издалека Валя заметила, что Мустафу уже успели похитить арабы. Он сидел на их диванах, стиснутый с обеих сторон бородатыми двадцатилетними юношами, один из которых бесконечно подливал ему в стакан виски, другой без умолку что-то втолковывал. Надо думать, мусульманские братья отчитывали его за все пропущенные с ними тусовки, которым он предпочёл компанию с красноволосой бестией, японской понторезкой и вон тем стремительно надвигающимся на них диско-шаром.

Валя заметила, как один из арабов ткнул в ее сторону пальцем, и в ответ тут же показала ему фак. Все-таки хорошо, что воспитанные арабские принцы предпочитают не бить девочек. За короткое время Мусти невзначай умудрился выдуть в одно лицо полбутылки вискаря, но ночь была еще молода.

Арабская туса только начинала разогреваться. Под самые жирные биты парни дружно прыгали на диванах и упоённо закрывали глаза, будто стараясь до донышка выпить европейскую свободу