– Ее не запугали? Ничего такого?

– Ты знаешь, нет. Я с таким сталкивался, умею различать. Увидел бы. Страх, как любовь, как ненависть – есть чувства, которые не спрячешь.

Тут я с ним была согласна. Но вдруг?

– А если страх не за себя? Или шантаж?

– Не знаю. Для того ты мне и нужна, чтобы до конца разобраться с этими бабами, пока меня с ума не свели. А еще там лестница чистая, аж выскоблена. И перила, и все остальное… знаешь, она резная, так вот, ощущение, что кто-то над ней месяц стоял. Ни пылинки в завитушках.

Как тяжко вытаскивать пыль из резьбы, я знала. Но это опять-таки не преступление.

– Может, тоже вымыли?

– Всякое в жизни бывает…

– А в остальном доме там как? Может, тоже все вылизано?

– Да нет. Я даже паука в одном месте увидел, спросил, так бабка, мать мужа, отговорилась, мол, к деньгам. В гостиной он к деньгам, ага, а лестницу всю выскребли.

Я задумчиво почесала нос кончиком пальца. Странно, конечно, но что в этом удивительного? Хотя…

– Лестница с двух сторон резная, с одной?

– С двух.

– Есть возможность веревку натянуть?

– Пожалуй, что и есть. И гвозди для этого заколачивать не придется.

– Масло, веревка, лестница…

– И серьезный сговор, иначе тут никак.

– А наследство кто получит?

– Девчонкам приданое поделят на троих, что жене, что матери там такие крохи достаются…

– Так может, у кого из девчонок любовь стряслась?

– Поди, разбери этих баб, – искренне ответил Барсет. – Вы ж такие… сами придумаете, сами поверите, сами обидитесь, сами мстить начнете. Пока до правды докопаешься, озвереешь. Но вроде там еще малявки, старшей пятнадцать, младшей двенадцать…

– Для деревни возраст почтенный. В нем уж замуж выдают, – задумалась я.

– Это в какой же деревне так рано замуж выдают? – удивился Барсет. – У нас уж лет сто, кабы не больше, девчонок раньше шестнадцати лет ни-ни. Никакого замужества.

– Почему? – о таком выверте в Раденоре я не знала.

– Потому как мала. Вы, бабы, как яблоки зреете, а если яблоко раньше времени сожрать, ничего хорошего не будет. Или здоровье подорвет, или ребенка скинет, помрет раньше времени… это еще его величество Анри закон установил. И даже Храм не пискнул. Выговорили себе право разрешать такие браки, но при условии освидетельствования не меньше, чем пятью лекарями.

Я пожала плечами.

– Что, у Храма своих лекарей мало было?

– Это дело такое… получить все разрешения, пройти осмотры – длинная песня. Лекари-то должны быть с королевской службы, а там иголку в мешке не спрячешь. Если кого и подкупишь, а слухи все равно пойдут, сплетни… нехорошо может получиться. Дойдет до его величества, он и рассвирепеет. Бывало.

– Даже так?

– Было так. В одной деревне у девчонки семья померла в моровое поветрие, она осталась одна. Старший брат еще. Женатый, с семьей, вот решил он малявку замуж выдать, чтобы под ногами не путалась. Ей как раз четырнадцать сравнялось, вот потащил ее в храм, потом к лекарям. Девчонка была хоть и из робких, но когда ей четырнадцать, а жениху за тридцать… освидетельствовали ее лекари, нет, не гожа для замужества. Брат храмовника подкупил, тот надавить попробовал, да и денег предложили, трое взяли, а двое сообщили куда надо. Не повезло умникам, что там неподалеку король охотился, так бы каменоломней обошлись. А так… три дня прошло, является в деревню его величество и начинает расспросы. Даже мертвых поднять не поленился. Оказалось, братец наследства был лишен за женитьбу против родительской воли, все должно было девчонке отойти, а если она замуж выйдет, да Храму отслюнить малость, остальное бы ему осталось. Повисли и братец умный, и жених, и храмовник, и трое лекарей рядом с ними, его величество строг был.

– Его величество Эрик?

– Так и дело-то два года назад было. Весь Алетар сплетничал.

– И что сейчас с девчонкой стало?

– Замуж выдали.

Я чуть с коня не свалилась.

– Не поняла? Это как?

– А так. В деревне она б одна не выжила. Так что его величество лично посаженным отцом на свадьбе был. Сговорили девчонку за сына старосты, они примерно ровесники. Покамест найдется кому с хозяйством помочь, а когда уж ей семнадцать стукнет, там можно и детей рожать. Его величество так распорядился. И добавил, что если что-то с девчонкой случится, до ее сорокалетия, он найдет, кем деревья украсить.

Я хмыкнула.

– А если б король там рядом не охотился?

– Каменоломни, я же говорю? Для всех причастных. А девчонку бы в приют забрали, имуществу опекуна назначили, до совершеннолетия или брака.

– А ты там каким боком оказался? – не удержалась я.

– Так у меня там родня живет, в соседнем селе. Да и дело получилось известное. И не одно оно такое, уж поверь.

Я задумчиво кивнула.

Да. Кое-как этот закон защищал девчонок. А если вспомнить судьбы моей тетки-тезки, мамину судьбу… им бы такая защита не помешала. Да вот не в Раденоре дело было.

– А если его все-таки обходили? Бывало ведь?

– У нас если кто малолетку… ты поняла, да?

Я кивнула. Чего тут не понять.

– Так все просто и очень быстро делается. На площади отрубают и сжигают.

– Человека?

– Нет. Обрубок. А человек пусть потом живет… если, конечно, кровь остановить успеет или от болевого шока не помрет, палач-то ему не лекарь.

Я хмыкнула.

И вот ни капельки не посочувствовала подонкам, принуждавшим детей. Туда и дорога.

* * *

Дом стоял в Зеленом городе и представлял собой крепкое зажиточное строение. Белый камень, красная черепица, зелень вокруг…

И пятеро заплаканных женщин в трауре.

Симпатичные, нет, и не понять. Все рыдают, у всех то и дело слезы текут, все горюют, у всех носы со сливу величиной и такого же цвета.

Все страдающие, все тоскующие, все… все – врут!

С Барсетом мы договорились так, что он расспрашивает, а я слушаю. И если замечу вранье, коснусь его локтя или подмигну, или сама вопрос задам – по ситуации. Но первое, что я заметила.

Никто. Ни одна из женщин не была огорчена.

Мать, жена, три дочери… и вокруг всех преобладали тревожные цвета, но и радостных хватало. Этакая смесь из грязно-коричневого, мутно-желтого, голубого и розового. Они радовались… смерти хозяина дома? Они боялись… чего?

Это и предстояло выяснить.

Барсет начал с матери хозяина, повторяя все то, что спрашивал и раньше, я слушала, иногда тоже задавала вопросы. И все яснее вырисовывалась картина. Донельзя странная.