Просто Светка ему не давала, а Лариска давала. Может, и Светка бы дала, да как-то спросить боязно и подойти стрёмно... Вроде даже и не знаком официально — так, кивок-улыбочка при случайной встрече...

А началось всё из-за училки, тоже стервы. Классный руководитель, тоже мне! Да сдаётся Толику, что о Ларискиных чувствах Александра Александровна, или Сан-Санна, Сана-Сюзана, а то и вовсе АА, давно догадывалась. И ведь как, сволочь, хитро всё подстроила: оставила их наедине убирать класс перед Новым годом. А Лариска, ведьма, ведь так и тянулась, стоя на парте и развешивая новогодние украшения. И сапоги скинула, якобы столы не пачкать, и места повыше выбирала — посмотри, Толя, на мои трусики.

Пришла бы в джинсах — может, и делов-то никаких не было.

Никто же её за язык не тянул, сама и в любви призналась, и целоваться полезла, и намекнула, что от дальнейшего не откажется. А Толик что? Толик ещё ни с кем не был, а тут так сразу припёрло. У Лариски как раз дома никого. Боялся, что не встанет, что первый раз не получится. Да ерунда это всё, стоял — аж звенел!

Лариска тоже молодец: во-первых, уже не девственница, а во-вторых, это она ему советы давала, ну вначале, чтоб ногу между её ног не оставлял и не стеснялся, ложился как надо. Честно сказать, без её слов Толя точно бы застеснялся и убежал бы сразу после первого «фиаско на колготки». Она же и раком сама повернулась! Толик не просил. Толику вообще стыдно было. А она вон как успокоила да подучила... Одним словом, блядь! Потом Толик встречался с Ларисой довольно часто, срамное поначалу дело оказалось сладко-притягивающим. Хвалился перед дружками, даже ревновал иногда. Правда, пропустив стакан крепленого вина или литр пива, свою столь обожаемую подругу, первой подарившую ему много чудных моментов неземного счастья, Толик называл просто — «моя блядь».

«Ненавижу! Блядь!» — со вчерашнего вечера эти слова крутились в Толиковой голове, как мантра у буддийского монаха. А всё потому, что Лариска беременна. От кого? Да ясное дело, что от него. Ну конечно, дружкам на всякий случай надо чего-нибудь такого приврать покруче — рассказать, что трахалась с первым встречным и поперечным. Она, конечно, не трахалась. Она Толика любила. Да какая разница, он же у неё не первый! Правда, вот зачем всем гнал пургу, будто сам ей целку сломал... Как бы не ляпнули чего там на каком суде или что там будет.

Надо всем срочно сказать, что врал, что не трахал он Лариску совсем. Хотя если ребёнок его, то какое это имеет значение?.. Сейчас такое вроде легко определяют. Вчера притащила, зараза, эту импортную палочку. Мол, посмотри, дорогой, я эту палочку у сестры стырила — тест на беременность. Час назад на неё пописала — видишь крестик? Это залёт. Потом считали, сколько месячки не было. Вроде если и залетела, то совсем недавно. Два месяца назад течка у неё точно была.

А ведь какая упрямая оказалась! Как долго умоляла её обнять. Плачет, тушь по щекам мажет, а сама всё в любви признаётся. Похоже, что на аборт она не собирается. Говорит, что рожать будет, хоть пока ничего никому не говорила. Толик ей благородно сказал, что пошлёт её на три весёлых буквы с её же ребёнком. «Своим ребёнком?» — «Не смеши, дорогая — моим ребёнком будет только тот, которого я сам захочу». Ему и на алименты наплевать, он мужик стойкий! Господи, как противно дрожали её плечи после этих слов. Какие красные были глаза после долгого рёва. Тьфу, аж морда опухла! Потом полезла целоваться, стала хватать за член... Понятно, Толик опять не выдержал и вскоре драл её раком в кустиках по соседству с лавочкой. Но и этот половой акт (Толик зарёкся, что последний) его отношения к Ларисе не изменил, — сразу после оргазма в его голову вернулось прежнее: «Ненавижу! Блядь!» Он застегнул штаны и резко повернулся, так что даже задел её мягкую голую задницу.

Бросив Kpутoe мужское «Всё!!!», Толян, не оборачиваясь, уверенно зашагал прочь.

Нет, определённо из каждого безвыходного положения есть выход. С расстроенных чувств и последних денег Толян купил четыре бутылки пива. Сел на лавочку в соседнем дворе, очень уж ему не хотелось снова с Лариской встречаться. А она ведь будет его искать, это Толик как пить дать знал. Ладно, после драмы, что эта дура устроила, нужно нервишки успокоить, пивка попить. Только открыл первую бутылку, как появился Сашка. Да нет, Санёк парень смирный и воспитанный, пива просить ни за что не будет. Шнурок у него развязался, вот и воткнул он свою лапу на ту же лавочку с Толиковыми бутылками по соседству. А Толик вдруг исполнился такой крутизной и гордостью за себя. Вон он какой, невзирая на последствия, смело бабу на три буквы послал! И захотелось ему с первым встречным-поперечным пережитым поделиться. «Пивка хочешь? Бери, не стесняйся!» И потекла неспешная беседа.

Санёк послушал и сказал: мол, знаешь, Толян, раз она на аборт не идет, раскрути её на таблетки. «Есть такая штука, пахикарпин называется. Уговори её залпом штуки три-четыре выпить, и твоим мучениям конец — никакого аборта не надо, всё само к вечеру выйдет. Га-ран-ти-ру-ю! Только смотри — там сосудистые ортостатические рефлексы на хер вырубает. Поэтому надо, чтоб после приёма девка вообще не суетилась. И ещё, достать эти колеса трудно — они группы «А» и на розовом бланке идут, как наркота». Толик от счастья к Саньку чуть обниматься не полез. Название «пахикарпин» записал Саниной ручкой прям на своей руке, а какие там чего-то рефлексы — на хер... И насчёт того, чтоб девка не суетилась, чёрт его знает, что Санёк имел в виду, наверное, чтоб не дёргалась, в смысле без истерик больше.

Задачка была решена очень просто. Через полчаса Толик рылся в семейной шкатулке, доставая сто десять рублей. Сто за рецепт, а десятку на аптеку. Пропажу денег предки, конечно, засекут, придётся им сбрехать, что, мол, порвал в драке одному куртку... Драку начал сам, поэтому и заплатить пришлось, чтоб дело замять. Тогда и концы в воду, не станут же родаки рыпаться и искать приключений на жопу собственного сына. Затем, довольный удачно сочиненной лапшой, Толя побежал к Митьку-Кухарычу. Он был лет на пять старше, но под армейский призыв не попадал, вроде из-за какого-то не то гепатита, не то туберкулёза. Митёк-Кухарыч работал столяром-разнорабочим в городской больнице. Что-то там чинил, врезал замки, подкрашивал, подбеливал и стриг «розу». «Розой» назывался розовый рецептурный бланк, пригодный для выписки лекарств с наркотическим действием. Букет «роз» был заветной мечтой каждого наркомана и стоил бешеных денег. Одна «роза» шла вроде за стольник... А наивная администрация больницы никак не могла взять в толк, что держит на рабочем месте молодого человека при месячной ставке в 65 рублей и как при такой бедности молодой человек умудряется носить дорогие дублёнки и ездить пусть на подержанной, но машине.

Митёк-Кухарыч принял Толика весьма холодно. Сказал, что на стольник может дать пять ампул морфина, восемь ампул омнопона, упаковку промедола или кетамина на выбор. Тогда Толик вкратце рассказал ему свою историю. Митёк-Кухарыч о пахикарпине не слышал. Недоверчиво и много раз он переспрашивал Толика, не цепляет ли эта штука, а если цепляет, то как? С кайфом, с тормозом, с глюками? Этого Толик не знал. Митёк-Кухарыч выразил громадное сомнение насчёт того, что это доселе неизвестное снадобье не долбит — раз «роза», то долбить обязана, иначе чего ей делать на розовом бланке? Митьку-Кухарычу явно стало интересно. Он угостил Толика какой-то импортной сигаретой, велел подождать, а сам трусцой побежал домой за фармакологическим справочником.