Август регулярно посещал Зеленые своды, проверяя, как идут работы. В один из приездов он обратил внимание на помощника придворного скульптора Беньямина Томэ, который вырезал консоли и музейные шкафы. Короля поразили мастерство и расторопность юноши.

Памятуя, что Мейсену по-прежнему требуется модельер, Август навел справки о талантливом молодом работнике. Его звали Иоганн Иоахим Кендлер. Он родился 15 июня 1706 года и происходил не из семьи ремесленников, как можно было бы ожидать, а из образованного духовенства. Его отец, пастор, заметил творческие способности мальчика и его увлеченность античными легендами. Маленький Иоганн Иоахим обладал приятными манерами и внешностью: у него было умненькое круглое лицо и озорная улыбка. Когда он сказал, что хочет стать художником, а не пастором, родные не стали ему препятствовать. Предки Кендлеров были каменщиками, а сейчас, учитывая, сколько денег король тратил на строительство и украшение столицы, художественные ремесла представлялись вполне многообещающим полем деятельности. Кендлер-старший отдал сына в обучение к ведущему скульптору дрезденского двора, Беньямину Томэ. Под руководством этого наставника талантливый ученик быстро обогнал сверстников и добился таких успехов, что даже обратил на себя внимание короля.

Однако хватит ли его одаренности, чтобы разрешить мейсенские затруднения? Августу не терпелось проверить. По приказу короля Кендлера временно перевели в Мейсен. Он перебрался в Альбрехтсбург в июне 1731 года, как только закончил работу в Зеленых сводах.

Чтобы между ним и Кирхнером не возникало конфликтов, скульпторам отвели рабочие места в разных частях фабрики. Они должны были решать сходные задачи, но при этом — максимально независимо друг от друга. Как Кирхнер и Люке, Кендлер никогда раньше не имел дела с фарфором, но, в отличие от этих двоих, удивительно быстро освоил новую для себя область. Милый и приветливый юноша сразу завоевал расположение Штёльцеля, который, видимо, и объяснил ему основные технологические сложности работы с фарфоровой массой. Уже через несколько недель Кендлер успешно изготовил первую свою вещь: почти двухметрового орла с распростертыми крыльями для королевского фарфорового зверинца. Август, увидев фигуру, пришел в восторг. Наконец-то он нашел мастера, который не только понял его мечту, но и способен ее воплотить!

По приказу короля Кендлера взяли на завод старшим модельером с первоначальным окладом четыреста талеров в год. Теперь они с Кирхнером занимали одинаковые должности, хотя формально Кирхнер считался главным. Через год он выяснил, что получает на сто талеров меньше Кендлера, пожаловался дирекции на несправедливость и добился повышения оклада. Однако любимцем начальства и короля все равно оставался Кендлер, который с невероятной быстротой изготавливал все новые предметы и статуи. За один только год он помимо орла сделал двух скоп в натуральную величину, орлана, сову, ястреба и цаплю, а также статую святого Петра для королевской часовни.

В 1733 году обиженный Кирхнер уволился по собственному желанию. Дирекция отпустила его без всякого сожаления. Кендлер доказал, что прекрасно справится и с обязанностями главного модельера, и с надзором за модельерами-подручными, а раз у него на заводе не будет соперника, значит, не будет повода для конфликтов.

Увы, дирекция не учла, что придворный комиссар Херольд, по-прежнему возглавлявший фабрику, тоже был недоволен новым кумиром знати и короля. Скульптуры Кендлера отодвинули роспись в тень, а новизна его идей ставила под сомнение творческое превосходство Херольда. Чтобы укрепить свое положение, художник решил всячески вредить скульптору.

Так началась схватка двух титанов фарфорового мира.

Осенью 1732 года Август выехал из своего замка в сердце старого Дрездена, чтобы проинспектировать строительство Японского дворца. Королю было уже шестьдесят два. Вероятно, его несли в раззолоченном паланкине, обитом бархатом, ибо к тому времени излишества, которым он предавался всю жизнь, серьезно подорвали его здоровье.

Август утратил былую величавую статность, некогда мускулистое тело расплылось, ноги распухли от подагры и были покрыты нарывами, а из-за несчастного случая на охоте, происшедшего несколько лет назад, врач отнял ему два пальца. И тем не менее король по-прежнему привлекал взоры. Щеки, быть может, обвисли, но облик оставался величественным — по крайне мере таким увидела монарха, когда тот в 1728 году посетил Берлин, девятнадцатилетняя прусская принцесса Вильгельмина. Возможно, отзыв был бы не столь восторженным, знай она о тайных переговорах с целью выдать ее за престарелого распутника. Брат Вильгельмины Фридрих, наследник прусского трона, будущий Фридрих Великий, отметил не только «нависшие брови и маленький курносый нос», но и то, что король «учтив со всеми и отличается изысканностью манер», хотя и говорит «очень невнятно из-за отсутствия многих зубов». (Любопытно, не заказывал ли он вставные челюсти мейсенским умельцам — известно, что за такую работу они брались.)

Фридрих записал также, что в свои преклонные лета король «танцует и делает многое другое, как молодой». Страсть к женщинам, как и к прочим жизненным удовольствиям, Август сохранил до конца дней.

На коротком пути к Японскому дворцу он должен был миновать Цвингер — «Дрезденский Тюильри», барочный увеселительный павильон по соседству с замком, где устраивали парады и звериные бои, давали музыкальные представления и оперы для развлечения иностранных сановников и двора. Дальше путь короля лежал по большому каменному мосту, сто шестьдесят метров длиной и одиннадцать шириной, соединившему старый город с Ноймарктом на восточном берегу Эльбы. Эта часть города выгорела при пожаре в первые годы его правления, а теперь радовала чередой новых каменных фасадов: Август на десять лет освободил от налогов тех, кто решит тут строиться, и ввел единый для всех обязательный архитектурный стиль. Наверное, он с гордостью думал про себя, что за тридцативосьмилетнее правление сумел превратить Дрезден из средневекового городка в одну из прекраснейших столиц мира, притягательную для богатых и знатных путешественников. Даже прусский король признавал, что здешняя роскошь «не уступает двору Людовика XIV».

В Японском дворце Август осмотрел внутреннюю отделку и новые поступления с Мейсенского завода. И то, и другое пришлось ему по вкусу. Теперь, когда над заказом работал Кендлер, королевские замыслы наконец стали обретать плоть.

Из Мейсена по реке доставили фигуры для фарфорового зверинца, и король осмотрел их все. Он увлекался зоологией и держал настоящий зоопарк из живых зверей в близлежащем Егергофе (бывшем охотничьем домике). Многих животных добыла в Африке экспедиция, которую он снарядил за свой счет. Кроме того, Август выстроил в Морицбурге авиарий для экзотических птиц, а также владел большим собранием чучел и природных диковин. Таким образом он был способен оценить поразительный натурализм Кендлера — результат долгих наблюдений за птицами и животными и многочисленных зарисовок. Постамент фарфорового аиста украшали камыш и водяные лилии, среди которых можно было разглядеть лягушку и нескольких улиток. Пеликана скульптор изобразил с запрокинутой головой и чешуйчатой рыбиной в раскрытом клюве. Голошеий стервятник пожирал жилистый кусок мяса. Никогда еще изделия из фарфора не достигали такого сходства с жизнью.