С превеликим трудом вылезли наверх, надеясь помыться и постираться на Мужском роднике, а заодно занести в Харьковскую пещеру одеяло, а то Толик и Дима завтра уезжают. Но, присев у них, поняли, что остатки сил, которые не смогли высосать персики, кончились и восстановить их может только трава. К тому же пошел сильный дождь. Ну, в общем, не помылись и не постирались мы сегодня, а только обожрались, обкурились и вымокли.

Дождь и туман, дурней погоды не придумать. Собирались в Симферополь, но куда уж там. Грелись у костра весь день, лишь вечером выбрался к харьковским герлам в Теплую. От них ковылял, сложив всю одежду в пакеты, чтоб не мокла, и нацепив пакеты на ноги и голову. Смешнее зрелища Мангуп, думаю, не видел давно.

Пока шел, уже по привычке обернулся на Утюг. «Дирижабль», как это ни странно, был. Он висел почти на том же месте, только гораздо выше. Или все-таки показалось — ведь темно, дождь, туман...

Солидол выдал место нашей дислокации Наташке Сладкоежке, она пришла в гости и затащилась. Кабаний грот, где Солидол с Катькой и Ромчиком живут, ей не понравился, там все-таки сыровато и мрачно. А так как мы вскоре вместе собираемся в Симеиз ехать, она попросилась пожить. Как такой милой и смешной красотуле отказать?

Погода существенно улучшилась. В полдевятого, продрав глаза, я растолкал Солидола, мы собрали с нычек бутылки и скатились по Мужской тропе.

В Залесном тишь да гладь, гопников не встретили, зато смехом вспомнили наше прошлогоднее избиение. Цинично поели в саду слив, в Красном Маке — вишни. На сельской почте пытался отправить бандероль с травой домой, но у них не оказалось упаковочной бумаги, придется все в Симф с собой тащить. Блин, ну что за страна, а? Даже бумаги нет!

За Танковым поели абрикосов, но собирать не стали, они еще не очень спелые, а те, что спелые, собирали какие-то смурные предприимчивые люди на машинах.

В Симфе съели аж по два мороженых. Крайне выгодно сдали бутылки, в магазине накупили заправки, хлеба, супов, соли и спичек.

На Симферопольском почтамте упаковочная бумага, спасибо, нашлась.

Плотно пообедали в столовой. Под супчик к нам пристал опрятный мужчина с каверзными вопросами о нашем образе жизни.

Бесплатные лекции бывают в жизни каждого неформала, с этим нужно смириться, потому что избежать лекций нельзя. В каждом городе, в каждой машине есть любознательные, которым к тому же необходимо научить тебя уму-разуму и разъяснить твою роль в жизни. После их нелепых и не очень умных попыток перелопатить твое сознание ненавязчиво начинаешь свою лекцию. К концу разговора говорливый доброхот обычно практически перестает открывать рот, часто кивает и уходит посрамленным и крайне задумчивым. В моей практике есть даже случай, которым я горжусь: дядя вытащил из бумажника все деньги и отдал мне. Потом объявил, что отныне становится хиппи, попросил мой телефон (я на всякий случай оставил телефон своего райвоенкомата) и, сбросив пиджак с галстуком, убежал. Я, от греха, вещи не взял и тоже ушел. Думаю, он все-таки был немного не в себе.

В этот раз мужик оказался без искры — прослушав сокращенный вариант лекции «Роль путешествий в жизни современного хиппи», он даже не пытался затеять дискуссию, а просто заплатил за мой обед и ушел. Дай бог ему счастья.

Денег от вырученных бутылок осталось еще много, и обратно мы доехали на автобусах. У озера стрельнули у туристов макароны, неторопливо поднялись по Женской. У археологов выпросили перловки и поболтали с начальником экспедиции Герценом. Я передал ему привет от того мужика, встреченного на трассе.

Через месяц мне жахнет девятнадцать и практически закончится лето.

Приехал Монах Кишиневский с герлой по имени Ленка Эйч Сюрр, зашел к нам в гости. Сожрали за разговорами два котла борща. Одурели от еды. Едим уже три раза в день. Добром это не кончится.

Выбрался прогуляться, растрясти живот. На Дырявом, кряхтя, залез на Тюрьму, лег в круг, раскинул руки. День был теплый, и камень отдавал тепло, лежать было комфортно и даже уютно. Этот неровный круг, выдолбленный когда-то, наверное, имел какое-то предназначение, но какое, я вряд ли узнаю. Не успеешь лечь в него, ногами отчего-то всегда на юг, как тебя обволакивает спокойствие. Звуки исчезают, расслабляются все мышцы, тело как бы растекается по выемкам и щербинкам известняка. Голова сама освобождается от дурных мыслей, глаза прикрываются... Иногда с неба в тебя словно вонзается луч неведомой энергии, и после этого хочется летать и петь. Но так бывает редко и в основном ночью. В остальное время круг всегда готов помочь тебе лишь наполовину, но и этой половины достаточно для привода организма и мозга в относительный порядок.

Вот и сегодня, полежав, по ощущениям, не больше получаса, я поднялся из круга совершенно другим человеком. Которого больше не заботили стремительно надвигающаяся старость, недавнее обжорство и общее несовершенство мира.

Черт, он висел там. Снова над Утюгом, снова серебристо-серый, снова в тишине. И сейчас это точно не могло быть галлюцинацией. Освещенный заходящим солнцем, «дирижабль» отбрасывал тень на макушки деревьев. В косых лучах солнца я смог разглядеть его гораздо лучше, чем в прошлый раз. «Дирижаблем» я окрестил его все-таки сгоряча: небольшой кабины, придающей настоящему дирижаблю его классическую форму, снизу не было, так что предмет скорее напоминал сигару. Или, если быть совсем точным, веретено. Ни одного шва, ни одной надписи не видно. Сейчас я смог, как мне показалось, точнее определить его размеры. Не больше двадцати метров в длину, в середине, соответственно, метров пять толщиной.

Я испугался. Я никак не мог объяснить для себя, что это такое. Я всегда верил в инопланетян, но никогда и представить не мог, что смогу увидеть что-либо подобное. В том, что «дирижабль» создан не на Земле, даже усомниться было нельзя, ни о чем подобном никто и не слышал. А, тем более, здесь, в крымской глуши.

Предмет, если эту огромную штуковину можно назвать предметом, слегка завибрировал и, как и в прошлый раз, беззвучно и быстро спикировал в кромешные заросли Утюга. Исчезла и его теш». Я достал кисет и машинально свернул самокрутку.

В недрах Тюрьмы кто-то гулко закашлялся. Едва не подпрыгнув от неожиданности, я спустился в пещеру. Там сидел Леха, евпаторийский панк, застрявший на Мангупе, кажется, навсегда.

— Ринго, ты? Добрый вечер, — поздоровался он. — Садись, курить будешь. — И утвердительно протянул косяк.

Я молча затянулся.

— Да-а-а, — сдавленно выдохнул Леха. — Вот чего они к нам летают, ты знаешь?

Я покачал головой.

— Я уже во второй раз сажусь тут покурить, подумать, а они тут как тут. Летают, что-то высматривают, как менты, чесслово. Даже хуже! Менты, вот они летят на своем вертолете, и ты знаешь, что это они. Егеря едут на «козле», ты знаешь, зачем. А эти... — Леха повернулся ко мне. — Пусти-ка мне, Рингушка, «паровоза». — Он щелкнул пальцами, выдохнул и поинтересовался: — О чем я говорил?