Бледность пробилась через загар. Прикрыв глаза, она пыталась скрыть боль. Наблюдать за ее мучениями не было сил.

– У меня с собой есть морфий.

Удивленно вскинув покрасневшие глаза, она не сразу нашлась с ответом.

– Попробуем малую дозу – снять боль, не ради кайфа, – сказал он, не в силах оторваться от зелени ее глаз.

– Откуда у тебя морфий? – шепотом спросила она.

Меньше года прошло со скандала из-за группы врачей, крепко подсевших на морфий, которые принялись воровать его. Они заменили раствор водой, которая отправилась облегчать боль жертвам крушения поезда. Морфий в небольших количествах и сейчас пропадал со склада, как шутили врачи, – доля ангелов. А потом приходила проверка из Магистрата, и всем становилось не до смеха.

– Я его купил. Не совсем легально, – признался он. – У меня появилась подработка, вот, приходится выкручиваться.

– Подработка? – говорила она тихо, словно громкий звук мог добавить боли. – Такая же, как у Лисары?

– В некотором смысле. Ну так что?

В небольшой коробочке на синем шелке хранились шприц и несколько ампул. Небольшой подарок от мистера Аруса за то, что не позволил Луне забрать его бойца.

Ниоба долго смотрела на ампулы. Похоже, болит не так уж и сильно или не так давно. У нее еще есть силы бороться.

Бабушка умерла в пятьдесят, миссис Верес дожила до сорока, и, если следовать этой тенденции, у Ниобы еще лет восемь головных болей, разбавленных обмороками, ухудшением зрения и прочими прелестями растущей под черепом опухоли. Два года назад врачи ставили ей срок в три-пять лет.

– Твоя сестра тоже страдает от головных болей? – спросил он тихо.

– Нет. Потому меня и отправили прочь, попытать счастье в Кондоме, а ее оставили. Если у дяди не появится наследника, Велена должна будет принять его обязанности по продлению рода.

Лежа так близко, что видны темно-зеленые крапинки в зрачках, поддавшись порыву, Николас взял ее за руку. В душе все как-то смешалось и перепуталось, а от прикосновения в груди стало тепло. Неожиданно для себя он смутился. Осторожно, чтобы Ниоба не заметила, он ослабил боль, тут же почувствовав, как раскаленная спица впилась в висок.

– Чего бы ты хотела?

– В смысле?

– Если бы не Академия, болезнь и прочие условности.

Взгляд ее изменился. Работа мысли вытеснила боль.

– Я бы отправилась путешествовать. Хочу увидеть все Чудеса света. А чтобы как-то оправдать себя перед Магистратом, писала бы об этом путешествии.

– Географическое общество с руками оторвет такой материал.

В этот момент дверь распахнулась.

Вздрогнув, Николас потерял концентрацию, и Ниоба сморщилась от резко вернувшейся боли. В дверях стоял Руд, который, стремительно краснея, что-то буркнул и закрыл дверь.

– Эй, Руд, что хотел-то? – крикнула Ниоба, не поднимаясь.

– Тебя Лиса искала, хотела что-то рассказать, – отозвался он с той стороны.

Чувствуя, как пылает лицо, Николас отвернулся.

– Я, пожалуй, пойду. Сегодня вечером хочу кое-что разведать, – быстро поднимаясь, произнес он и уже в дверях опомнился: – Так как насчет обезболивающего?

На лице подруги отразилась мука душевной борьбы. Тяжелый вздох.

– Ладно, давай попробуем.

Выполняя данное ранее обещание, Николас следил за мистером Мэнсоном там, куда за ним не могла пойти Ниоба. Каково же было его удивление, когда в один из вечеров почетного профессора занесло в не самые благочестивые улицы Железного района. Кому-то другому впору было бы заволноваться, но Николас шел свободно, избегая прямого столкновения с магистром.

Тот пришел в клуб «Дикий пес» и долго препирался с вышибалой на входе. Николас даже подумывал выйти из тени и помочь Мэйсону попасть в клуб, когда появился мистер Арус.

– Что за шум? – в привычной покровительственной манере спросил он.

– Мне нужно срочно переговорить с… – тут мистер Мэнсон оборвал сам себя на полуслове и принялся затравленно озираться.

Арус тоже посмотрел, но взгляд его значительно отличался от взгляда Мэнсона. Он и не думал прятаться, словно бросая вызов всякому, кому его присутствие здесь не по нраву.

– Они обещали, что после Севера все закончится, – цепляясь за полы пиджака Аруса, зашептал Мэнсон, – что простят мне долги!

Кивнув вышибале, Арус не слишком учтиво подцепил бледного и трясущегося профессора под локоть и затащил внутрь клуба. Сорвавшись с места, Николас обежал склад и зашел в клуб с черного входа. Кивнул бугаю пиросу у двери и быстро спустился вниз.

Клуб «Дикий пес» для своих нужд разрушил перекрытия нескольких уровней катакомб. Весь нижний этаж занимали арена и подсобные помещения, где готовили бойцов, тут же расположился кабинет Николаса, где он не позволял бойцам отправиться на свидание с Луной. Верхний этаж отремонтировали, задекорировали старые стены тканью, навесили реплик известных картин, а самое возмутительное – подключились к турбинам.

Турбины, что приводились в движение подземными потоками, – изобретение горцев. После их использовал Империум лэртов, заставляя город сверкать огнями, ныне они в ответственности Магистрата. Подключение в обход разрешений незаконно, да и попросту опасно. Турбинам демон знает сколько лет, те, что питают Академию и принадлежащие ей организации, вроде больницы, приходится постоянно ремонтировать. То насос сломается, то упыри решат, что собранные в трубу провода не гармонируют с их обгаженными пещерами.

Всякий раз проходя мимо электрической лампы в клубе, Николас чувствовал внутреннее напряжение. Ему не нравилось, что «Дикому псу» так просто сходит с рук халатное отношение к ценностям прошлых цивилизаций.

Аруса и Мэнсона он нашел без проблем. Они расположились на личном балконе соронца. Тот любил время от времени делать ставки на новичков и совершенно не расстраивался, если те проигрывали. Казалось, ничто не способно вывести его из себя. Пристроившись за колонной, скрытый от чужих глаз, Николас вытянул шею, пытаясь разобрать несвязный шепот профессора Мэнсона.

– Мне обещали, что оставят в покое, если я поеду, – захлебываясь слюной, тараторил магистр.

– Насколько мне известно, долги вам простили и даже оплатили лечение вашей дочери при помощи Таланта.

Николас надеялся когда-нибудь научиться говорить с той же интонацией, что и Арус. Сразу чувствуется, что перед тобой весомая фигура.

– Простили и оплатили, и за это вам спасибо, – не слишком благодарным тоном отозвался профессор. – И я был бы по-настоящему благодарен, если бы меня наконец оставили в покое!

Даже не видя его, Николас с легкостью представил, как пожилой профессор покраснел, вздергивая руку, а из открытого рта полетели слюни. Из-за этой его особенности первые ряды во время лекций всегда пустовали.