После прогулки все, взбодренные свежим воздухом, сняли резиновые сапоги и устроились вокруг кухонного стола на обычный рождественский ланч, состоявший из остатков вчерашнего пиршества, а потому вполне соответствовавший совсем не праздничному настроению присутствующих. Дети и наиболее проворные взрослые успели занять высокие табуреты, а кое-кому пришлось устроиться даже на посудомоечной машине. Но все, держа тарелки на коленях, с аппетитом принялись за еду. Индюк был очень вкусный, и только Мартин пожаловался, что к индюшатине не хватает брюквы и брюссельской капусты. Тартинки с фруктовой начинкой и печенье с драченой вообще пошли «на ура». Все с затаенным наслаждением насыщались, в кои-то веки не чувствуя себя обожравшимися, и пока ни у кого не возникло желания искушать судьбу, хотя бы косвенно упомянув причину, по которой праздничная трапеза проходит в столь необычной обстановке. Наоборот, было негласно решено, что этот рождественский ланч на кухне прошел очень даже мило.

И Гевин, подняв бокал красного «Мальбека», провозгласил:

– Да благословит вас Господь, всех и каждого!

После ланча все принялись дарить друг другу подарки, но и эта обычно довольно напряженная церемония на сей раз прошла без сучка без задоринки (в прошлом году, когда Гевин преподнес отцу в подарок палки для скандинавской ходьбы, это сочли не просто неуместным, но и оскорбительным). Дэвид получил последнее издание справочника ФИФА. Мартин – большую коробку с набором пластинок: все сонаты Бетховена для фортепиано и скрипки в исполнении Изабель Фауст и Александра Мельникова. Сара, правда, в очередной раз предприняла безнадежную попытку расширить культурные горизонты матери и купила ей роман какой-то современной писательницы, который та, разумеется, так и не прочтет и вскоре поставит на полку рядом с граммофоном и ранее подаренными ей книгами, которые Гевин называл «подборкой произведений черных лесбиянок». Лео и Софи, словно в противовес интеллектуальному подарку Сары, привезли множество банок с вареньем из черной смородины, собранной у них в саду. Эти банки с изящно надписанными рукой Ани наклейками хоть и показались в столь торжественный день даром несколько скуповатым, зато их содержимое поедалось с невероятным энтузиазмом. Во всяком случае, подарок Лео и Софи был встречен куда более радостно, чем все прочие подношения (Мартин, например, ни разу даже из коробки бетховенский диск № 4 не вытащил!).

После того как была убрана оберточная бумага и всякие ленточки, на стол подали пирог. Сложись обстоятельства иначе, они могли бы посмотреть по телевизору очередной фильм про Джеймса Бонда «007: Координаты «Скайфолл», но телевизионная антенна имелась только в столовой, а туда доступ был закрыт. В итоге в связи с отсутствием достойных отвлекающих моментов, вновь начали всплывать на поверхность события вчерашнего вечера. Когда часть членов семьи уселась играть в «Монополию», Лео и Роберт решили сходить за чемоданом Эмми и Гевина и обнаружили, что их машина, вчера кое-как припаркованная на заснеженной дороге, полностью очищена от снега, да и сама дорога чудесным образом расчищена и хорошо утрамбована. Так что уже через час «Монополия» была заброшена, а Гевин с Эмми ехали по шоссе М1 Лондон – Йоркшир; Эмми вела машину, а Гевин в полубессознательном состоянии развалился на пассажирском сиденье.

После отъезда брата Сара так громко и долго выражала свое негодование, что отец даже спросил, почему она упорно приберегала свой гнев и в итоге обрушила его на тех, кто этого совершенно не заслуживает. Разумеется, замечание отца вызвало у Сары новую вспышку гнева, и вскоре она, глубоко возмущенная, тоже отбыла, прихватив с собой Роберта, так что к восьми вечера единственными гостями в доме оказались Лео и Софи со своими детьми; но, поскольку Аня заявила, что уснуть здесь она не сможет, ее родители тут же ухватились за эту возможность и с плохо скрываемым облегчением на ночь глядя уехали к себе в Дарем.

К десяти часам Мартин и Мэдлин остались одни, понимая, что им предстоит пережить крайне неприятную и тревожную ночь. Так что следующие семь дней и ночей они провели в своем уже успевшем отсыреть дачном домике в Шропшире, и Мартин оттуда договаривался с поляком-строителем Анджеем, которому однажды пришлось буквально восстанавливать этот домик после того, как на крышу рухнула ольха, чтобы он привел в порядок их столовую, нынешнее состояние которой Мартин объяснил тем, что «один из его бывших пациентов, пребывая в расстроенных чувствах, вломился к ним и попытался покончить с собой».

Гевин и Эмми провели рождественский вечер на жестких пластиковых стульях в приемном покое отделения «Скорой помощи» больницы Западного Мидлсекса, ожидая результатов рентгена. Песню «Last Christmas» в исполнении «Wham»! они прослушали раз семь, а потом Гевин перестал считать.

В «день подарков», на второй день Рождества, он попросил своего приятеля с Би-би-си нарыть любую информацию относительно слухов о стрельбе в деревне, где живут его родители, и тот сообщил, что никаких сведений об этом не имеется. После чего Гевин решил выбросить из головы все воспоминания о случившемся.

А вот Эмми еще несколько недель преследовали страшные воспоминания (дорожка липкой застывшей крови на сырной тарелке, жуткие булькающие звуки, которые издавал оживший мертвец…), однако она видела, что Гевина случившееся, похоже, ничуть не тревожит, и понемногу тоже стала успокаиваться. Иногда ей, правда, хотелось спросить, действительно ли все было именно так, но она чувствовала, что и сама уже в этом не уверена, – явный признак того, что неприятное происшествие постепенно откатывалось в самый дальний уголок ее памяти.

Но как-то ночью в конце января Гевина разбудил выстрел из ружья, и он, открыв глаза, увидел на потолке, прямо над кроватью, свежее кровавое пятно с неровными краями – крупные капли крови одна за другой медленно падали на простыню и застывали, превращаясь в маленькие красные сталактиты. Гевин провел рукой по груди и в ужасе ощутил под пальцами… абсолютную пустоту: его легкие, сердце, желудок – все исчезло. Краем глаза он заметил какое-то движение и увидел, что в дверях стоит тот незнакомец и на нем те же камуфляжные штаны и долгополое пальто с нелепыми латунными пуговицами, на его лице сияет та же дерзкая улыбка, а в руках дымится обрез. А над головой у них на ветру, дующем с гор, плавно парит орел. И в воздухе пахнет дымом и дерьмом.

– Гевин! – Эмми изо всех сил трясла его за плечи. – Проснись! Здесь ты в полной безопасности. Пожалуйста, перестань кричать.

Вот так и началось распутывание тайны незнакомца.

Больше Гевин спать не мог и принялся читать уже начатую им книгу «Шелковый путь: новая история» Валери Хансен. В интернете он нашел подробную карту окрестностей Кашгара. И уволил графического дизайнера, который не сумел должным образом собрать и представить материалы, необходимые кинокомпании, которую Гевин создал вместе со своим другом Тони Вейцем. Утром Гевин поехал в туннель Стендедж рядом с Хаддерсфилдом, где они с Тони снимали второй сезон «Королевства Изамбарда», и ухитрился не вспоминать о своих ночных кошмарах вплоть до середины дня, пока Энни, его режиссер, не присела рядом и не заметила как ни в чем не бывало: «Слушай, что-то вид у тебя больно измученный. В объектив камеры это особенно заметно. Нехорошо». Гевин вообще считал, что Энни ведет себя слишком развязно; он бы, пожалуй, легко принял подобные отношения с мужчиной, но излишняя фамильярность в женщине его раздражала. Энни, что вполне возможно, была лесбиянкой, но они никогда не обсуждали столь интимные темы. И потом, эта особа оказалась абсолютно невосприимчивой к обаянию Гевина, что его и озадачивало, и раздражало. Чтобы не сорваться, он про себя сосчитал до трех, как ему советовал Тони, и сухо объяснил: