Когда он снова постучался в дверь дома Гевина, ему никто не ответил, и он решил, что, наверное, еще слишком рано. Просидев на крыльце час и успев прочитать целых четыре главы из «Предатели Господа» Джесси Чайлдз[32], Лео снова постучал. Ответа по-прежнему не было, и он обозлился на себя за то, что оказался столь непредусмотрителен. Ведь его братец мог сейчас находиться где угодно, например на Бали, даже не подумав известить об этом родных. Лео прогулялся пешком до Кью-Гарденс[33] и обратно, размышляя о бесчисленных обидах и оскорблениях, как затаенных, так и высказанных вслух, которые отравили все его детство, проведенное как бы в тени Гевина, «золотого мальчика». Он вспоминал шерстяное пальтишко, которое ему пришлось донашивать после брата, и день, когда Гевин вытолкнул его из домика на дереве, и полки, которые отец своими руками смастерил исключительно для Гевина, хотя они в итоге и оказались слишком хлипкими и не годились для книг и игрушек. Вернувшись к дому Гевина, Лео в третий раз постучал и, не дождавшись ответа, решил, что больше стучать не будет. Перебравшись через колючую, предназначенную для защиты от воров, зеленую изгородь, он заглянул в боковое окошко. Ему казалось – он даже отчасти на это надеялся, – что сейчас он увидит если не тело мертвого брата, то по крайней мере жуткую грязь и запустение. Но вместо этого он увидел неизвестную женщину, которая смотрела прямо на него. Ей было, наверное, около тридцати, на ней была футболка с надписью «Столкновение», явно слишком для нее просторная; она что-то пила из ярко-зеленой кружки и курила сигарету. Волосы у нее были светлые, но какие-то грязноватые, и всю ее окутывала некая зыбкая аура, как человека, попавшего в автомобильную аварию. В общем, она принадлежала к тому типу людей, каких Лео видел только в фильмах и телерепортажах. На его внезапное появление за окном она никак не отреагировала, хотя вроде бы и продолжала смотреть прямо на него. И только тут Лео догадался, что смотрит она не на него, а на свое собственное отражение в оконном стекле. Он медленно попятился и на обратном пути к железнодорожной станции все уговаривал себя, что его брат, по всей видимости, потерпел окончательный крах, но в то же время он никак не мог подавить предательскую мыслишку о том, что Гевин, возможно, просто воплощает сейчас в жизнь некую сексуальную фантазию. Подобные поступки никогда не станут уделом самого Лео, куда менее смелого и предприимчивого из двух братьев.

Гевин встал с постели и направился вниз, в гостиную, с твердым намерением сказать Эмбер, что она должна уйти, но так и не смог заставить себя это сделать. Хотя музыка его раздражала, и ему был противен запах сигаретного дыма, и он отлично понимал, что появление в его жизни этой особы лишь ускорит его падение навстречу некой, пока еще неясной катастрофе, но одного присутствия Эмбер в его в доме было достаточно, чтобы он чувствовал себя почти комфортно или, во всяком случае, гораздо лучше, чем в пустом доме, где с угрожающей скоростью росла груда нераспечатанных писем и без конца звонил телефон. Звонил и умолкал, звонил и умолкал. И где находились те самые фотографии в рамках, которые он давно спрятал в ящик буфета.

Они оба уходили и приходили когда хотели, и через пару дней Гевин обнаружил, что у Эмбер уже имеется собственный набор ключей от его дома, хотя он не помнил, чтобы она спрашивала у него на это разрешение. Но теперь он вообще плохо помнил недавние события – его память все сильней окутывал туман опьянения, сменявшийся туманом похмелья, а он, по-прежнему тщетно надеясь разогнать этот туман с помощью болеутоляющих таблеток и силы воли, без конца давал себе обещания бросить пить, но обещания эти, конечно же, не выполнял.

Эмбер прожила у него примерно неделю, когда однажды, вернувшись в полдень домой из универсама «Теско», Гевин увидел ее на кухне с каким-то мускулистым, но довольно худым мужчиной в спортивном костюме. Они ожесточенно о чем-то спорили. Гевин, отчетливо чувствуя и запах пота незнакомца, и запах его дезодоранта, который был явно не в силах победить первый «аромат», строго спросил:

– Что вы делаете в моем доме?

– Мы с Эмбер беседуем, – ответил незнакомец, даже не обернувшись.

– Эмбер?..

– Мне очень жаль, Гевин, – тут же откликнулась она.

– Да ни фига ей не жаль! – засмеялся мужчина. – Ведь тебе, черт побери, никогда не бывает жаль, верно, детка?

Гевин сказал себе, что должен защитить честь Эмбер, но на самом деле гнев, вызванный этой ситуацией, не имел, пожалуй, никакой конкретной цели и был всеобъемлющим. Собственно, основным желанием Гевина было искоренить чувство стыда, которое он испытывал, позволив всему этому с ним случиться.

Он был крупным мужчиной и все еще достаточно сильным, хотя последние три месяца почти не занимался своим здоровьем, но и противник у него оказался не промах – он хоть и был меньше Гевина ростом, зато явно не раз участвовал в драках. Они ненадолго сцепились, затем оба споткнулись о кресло, упали на него, и оно под их тяжестью развалилось на куски. Незнакомец, извернувшись, ухитрился боднуть Гевина снизу и сломал ему нос. Боль была так сильна, что Гевин на мгновение ослабил хватку, и противник вывернулся, вскочил, изо всех сил дал ему пинка под зад и, схватив в охапку Эмбер, поспешил убраться из дома. Гевина дальнейшая судьба Эмбер абсолютно не интересовала, ему было все равно, что с ней будет. Его даже сломанный нос и разбитая физиономия не особенно заботили. Больше всего его страшило то, что в доме он теперь останется совершенно один.

Он обратился в местное отделение «Скорой помощи» и был огорчен и одновременно обрадован тем, что там его никто не узнал. Домой он вернулся лишь часов через пять с повязкой на носу и обнаружил, что украдены его айфон, бумажник, который он забыл на столике в холле, телевизор, музыкальный центр, ноутбук и паспорт. Он тут же позвонил в банк, чтобы заблокировать карту, но оказалось, что его текущий счет уже успел уменьшиться на три тысячи фунтов. Затем Гевин позвонил слесарю, чтобы сменить замки, но тут же отменил вызов, вспомнив, что ему абсолютно нечем расплатиться. Выпив полбутылки виски, он лег на диван и потерял сознание; очнулся он примерно через час, мордой в собственной блевотине.

На следующий день Гевин отправился в банк, поскольку ему необходимы были наличные. Его терзало чудовищное похмелье, пол-лица было скрыто повязкой, никаких документов у него не имелось, и доказать, что это именно он, ему не удалось – подвела еще и слабая выдержка. В общем, он поспешил уйти до приезда полиции и, вернувшись домой, обнаружил, что замки в двери уже сменили – но сделал это совсем другой слесарь, вызванный судебными приставами, предъявившими на дом свои права. Под дверь был подсунут конверт в целлофане с письмом, в котором объяснялось, каким образом Гевин может вернуть имущество. Он попытался разбить переднее окно, швырнув в него синий мусорный бачок, но оконный проем был слишком узким, а отдельные стеклянные панели слишком малы, так что высадить окно ему не удалось, только стекло разлетелось вдребезги. К тому же крышка бачка открылась, и к ногам Гевина посыпался мусор и всевозможные бутылки, причем одни разбились, а другие просто измочили ему брюки остатками вина и пива.