Мэдлин дико вскрикнула, резко оборвала крик, словно желая перевести дыхание, и снова закричала, словно соревнуясь с кем-то в громкости.

– Гевин?.. – прошептала Эмми, не решаясь к нему подойти. – Гевин?..

Весь диван был забрызган кровью. И торшер. И под телом незнакомца расплывалась огромная лужа липкой тягучей крови цвета хорошего порто. Округлые края лужи уже успели застыть и напоминали толстый ободок. Три обеденных стула тоже были все в крови. Кровь свернулась тонкой петлей на обеденном столе, пройдя точно посредине сырной тарелки. Небольшой мраморный шарик застывшей крови очень медленно опускался на дно в бокале с сотерном. В волосах у Софи тоже виднелись брызги крови, и она непрерывно, точно робот, вытирала волосы салфеткой, не сводя глаз с выключателя света на дальней стене.

Вдруг в дверях появилась Аня. Она, видимо, услышала крики бабушки. И сразу же увидела и двух мужчин, лежащих на полу, и целое море крови. Крови было прямо-таки невероятное количество, и Ане показалось, что незнакомец убивает здесь всех подряд. Она мгновенно развернулась и бегом, стараясь двигаться совершенно бесшумно, бросилась назад, в гостевую ванную комнату на втором этаже. Она ведь и раньше много раз воображала нечто подобное. Ей вообще довольно часто приходили в голову всякие ужасы – автомобильные аварии, взрывающиеся в поезде бомбы, цунами, извержения вулканов, нападения боевиков ИГИЛ, «Боко харам» и тому подобное. Стоило девочке оказаться в новом месте или просто в незнакомом здании, и она сразу начинала продумывать пути к спасению, искать укромные места, где можно было бы спрятаться. Она успокаивалась, когда воображала, как по доскам пола у нее над головой ступают чьи-то грубые армейские ботинки, а вдали слышатся испуганные крики глупых детей, которые не сумели заранее придумать, где укрыться от внезапно появившегося врага. Но сейчас ситуация была вполне реальной, и ей трудно было успокоиться, хотя она и чувствовала себя подготовленной. В той ванной комнате была панель, которую нетрудно было подцепить ногтями за край, слегка отодвинуть, а потом протиснуться в узкую щель, расположенную как раз над спальней бабушки и дедушки; затем следовало лишь подвинуть панель на прежнее место, и укрытие было готово. Тесное треугольное пространство между резервуаром для воды и крышей, в котором скорчилась Аня, все заросло паутиной, и там оказалось ужасно холодно. Прежде Аня забиралась сюда лишь однажды, два года назад в разгар лета; здесь она прочитала при свете карманного фонарика всю «Трейси Бикер»[29] и почему-то решила, что температура в ее убежище круглый год одна и та же. Увы, эта чердачная щель была как раз над тем слоем изоляционного материала, который и был призван сохранять во всем доме тепло. Теперь-то Аня понимала, что надо было, конечно, прихватить с собой куртку или свитер, но было уже слишком поздно думать об этом, и она покрепче обхватила себя руками, чувствуя, как ее начинает бить дрожь.

А внизу Мартин, положив руку жене на плечо, приказал:

– Немедленно прекрати это. Ступай на кухню и прими пару таблеток против стресса.

Мэдлин показалось, что она слышит не мужа, а какого-то врача. А потому она послушно умолкла, встала и поплелась на кухню. Там она сняла с полки жестянку из-под печенья, стоявшую за банкой с чатни, вытащила оттуда пакетик из фольги и, вытряхнув на ладонь три таблетки по 2 миллиграмма, проглотила их, запив стаканом молока. А что, если это был просто на редкость яркий кошмарный сон? – подумала она вдруг. А теперь, после пробуждения, нужно просто подождать, пока кто-нибудь зайдет сюда и объяснит, что там в действительности происходит.

Гевин по-прежнему лежал на ковре в гостиной, но уже понемногу начинал приходить в себя. Он застонал, осторожно перекатился на бок и свернулся в позу эмбриона, стараясь не задевать то место, где сидела острая боль – впоследствии окажется, что у него были сломаны два ребра. Эмми опустилась рядом с ним на колени и принялась растирать ему ушибленное отдачей плечо; ее душу терзали противоречивые чувства: с одной стороны, она испытывала облегчение от того, что ее муж остался жив, а с другой – была в ужасе от того, что он кого-то застрелил.

– Папа, – Лео носком правого ботинка отшвырнул брошенное ружье к плинтусу, – ты же врач, сделай что-нибудь!

Мартин сверху вниз посмотрел на своего старшего сына, который только что кого-то убил.

– Не для Гевина, – торопливо пояснил Лео, – а для него. – Он показал на мертвого незнакомца, но сам старался прямо на убитого не смотреть.

Мартин подошел к тому, что осталось от этого человека, и некоторое время задумчиво постоял, сунув руки в карманы своего зеленого кардигана. Грудная клетка несчастного была буквально разворочена выстрелом и представляла собой жутковатый клубок красной плоти, рваных жил и острых осколков разнесенных вдребезги костей. Мартин не видел ничего подобного с тех пор, как работал в хирургии младшим врачом, а может, и тогда такого ему видеть не доводилось. Ему, правда, вспомнился один мотоциклист, угодивший под грузовик, но у того был всего лишь перелом таза да ногу оторвало. Какой смысл во врачебном осмотре, когда человек – да нет, труп! – в таком состоянии? – думал Мартин и вдруг услышал вопрос Лео:

– Ты можешь сделать ему массаж сердца и искусственное дыхание?

– У него не осталось ни сердца, ни легких, – машинально пояснил Мартин, – а значит, массаж и искусственное дыхание невозможны.

После этих слов Эмми вывернуло наизнанку, она едва успела подставить ладони. Лео подал ей салфетку, и она бегом бросилась в туалет.

Гевин медленно приподнялся, опершись ладонью о пол, и с трудом сел. Потом протер глаза большим и указательным пальцами свободной руки. Он казался рассеянным, и вид у него был болезненный – примерно так выглядит человек, проснувшийся в состоянии тяжелого похмелья. Некоторое время он рассматривал тело незнакомца, потом сказал:

– Оно само выстрелило.

– Нет, это ты его убил, – возразила Сара. – Это ты, черт тебя подери, его прикончил!

– Хватит, теперь ваша ругань никому не поможет, – попытался остановить дочь Мартин.

– А я и не собираюсь никому помогать, – заявила Сара. – Единственный человек, которому тут нужна помощь, – это гребаный покойник. Я же просто пытаюсь облегчить душу, утверждая, что мой гребаный братец вел себя как последний высокомерный ублюдок, что ему, впрочем, вообще свойственно. Вот только на этот раз все кончилось куда печальнее: он убил человека.

Роберт осторожно коснулся ее плеча:

– Эй, эй, успокойся.

– Не тронь меня! Убери свои лапы к чертовой матери! – рявкнула Сара. – Ведь я же права! И братец мой знает, что я права. И все вы это знаете. Так что даже не пытайся заткнуть мне рот!

Роберт привычным движением поднял руки, показывая, что сдается, и сел на прежнее место.

Софи попыталась увести Дэвида, но он уходить не желал и упрямо стряхивал материну руку со своего плеча. Теперь он уже вполне уверился в том, что тот человек никаким приятелем Эмми не был, и хотя ему было очень страшно, его даже подташнивало от страха, он все же хотел найти в себе силы и гордо заявить: «Моя сестра испугалась и убежала, а я нет!»