брата и присоединиться к ним{416}. Святослав Всеволодич Черниговский обрадовался возобновлению вражды между Мономаховичами и послал к Андрею с предложением своего союза{417}. Последний послал снова сказать Ростиславичам: «Не ходите в моей воле, так ступайте же — ты, Рюрик, в Смоленск к брату, а ты, Давид, ступай в Берлад, а в Русской земле не велю тебе быть, а ты, Мстислав, всему зачинщик, не велю тебе быть в Русской земле».

Мстислав, говорит летопись, с малолетства привык никого не бояться, кроме одного Бога{418}: он велел остричь голову и бороду посланнику Андрееву, потом отпустил его с следующими словами: «До сих пор мы имели тебя вместо отца по любви; но если ты присылаешь к нам с такими речами, считая нас не князьями, но подручниками своими и простыми людьми, то делай, что умыслил, а Бог за всеми».

Побледнел Андрей, услыхав такие речи{419}, и собрал огромную рать: под его стягом стали ростовцы, суздальцы, владимирцы{420}, переяславцы, белозерцы, муромцы, новгородцы и рязанцы, числом 50 000. Сам Андрей был уже стар и не ходил с полками; теперь он послал вождями сына своего Юрия и воеводу Бориса Жидиславича с таким повелением: «Рюрика и Давида выгоните, а Мстиславу не делайте никакого зла, но приведите его ко мне живого». — «Умен был князь Андрей во всех делах, — говорит летописец, — и доблестен, но погубил свой смысл необузданностию, распалился гневом и потому произнес такие дерзкие слова»{421}. На дороге к войску Андрееву присоединились полки смоленские неволею, полоцкие, туровские, пинские, городненские, киевские, переяславские, черниговские и разные степные народцы; никто не смел ослушаться Боголюбского; всех князей было больше 20{422}.

Это громадное войско осадило Мстислава в Вышгороде, но оробело при первом его натиске; 9 недель стояло оно около маленького городка безо всякого успеха: Мстислав отражал все приступы; наконец, сведав, что на помощь Мстиславу идет двоюродный брат его Ярослав с полками волынскими, союзные князья обратились в постыдное бегство. Так не удалась попытка Андрея наказать примерно дерзкого южного князя: его войско пришло с высокомерием, говорит летописец, но отошло со смирением в домы свои{423}.

Ярослав Луцкий, узнав о рати между Андреем и Ростиславичами, пошел было с своими полками прежде к войску Андрееву, но здесь раскоторовался о старшинстве со старшим из Ольговичей, Святославом Черниговским, и перешел на сторону Ростиславичей, которые обещали ему в случае победы уступить Киев{424}. Таким образом, Ярослав, который прежде уступил старшинство племяннику Роману, отдав ему Владимир Волынский, теперь ищет старшинства во всей Русской земле. При этом замечательно бездействие Романа Мстиславича, который спокойно сидел во Владимире{425}, не приступая ни к той, ни к другой стороне, ибо к обеим питал нелюбье: Андрей был заклятый враг его рода, Ростиславичи вместе с этим Андреем лишили старшинства отца его.

Ростиславичи сдержали слово и положили старшинство на Ярославе, отдав ему Киев; но это не могло не оскорбить старейшего между русскими князьями, Святослава Всеволодича Черниговского, который еще помнил начало усобицы за старшинство и не спускал глаз с Киева: отсюда опять начинается борьба между Мономаховичами и Ольговичами. Мы видели, как по смерти Мстислава I Всеволод Ольгович воспользовался усобицею в семье Мономаха и достиг старшинства; теперь сын его Святослав Всеволодич хочет воспользоваться также враждою в роде Мономаховом между Мстиславичами и Юрьевичами и добыть себе Киев.

Здесь в первый раз Мономаховичи ясно говорят Ольговичам, что западная сторона Днепра принадлежать им не может; Ярослав велел сказать Святославу: «Зачем ты вступаешься в нашу отчину, тебе эта сторона не надобна». Святослав отвечал ему: «Я не угрин и не лях, мы все одного деда внуки, и сколькими степенями ты отстоишь от него, столькими и я»{426}. Слова многознаменательные! В то время, когда Мстиславичи боролись с новыми понятиями, явившимися на севере, когда так геройски отстаивали родовые отношения между старшим князем и младшими, — в то самое время, с другой стороны, они должны были вести борьбу с князем, для которого уже Мстиславичи являются нововводителями, нарушителями старого порядка вещей, с князем, который стоит не только за родовые отношения между в. князем и младшими князьями, но напоминает об единстве всего потомства Ярославова, ратует за общность владения всею Русскою землею, тогда как Мстиславичи хотят удержать Киев навсегда за собою.

Таким образом, в одно и то же время в разных концах Руси идет борьба за три разные порядка вещей, которых представителями являются три линии Ярославова потомства: Ольговичи бьются за нераздельность целого рода Ярославова: мы все внуки одного деда, говорят они. Мстиславичи хотят исключить Ольговичей из старшинства и владения Киевом, но хотят поддержать родственные отношения между старшими и младшими в Мономаховичах: не хотим слушаться тебя, говорят они Андрею, потому что ты обходишься с нами не как с князьями, но как с подручниками. Наконец, Юрьевичи стараются заменить родственные отношения государственными, смотреть на младших князей не как на младших братьев, но как наподчиненных правителей: вы не слушаетесь меня, так ступайте вон из Русской земли, говорит Андрей Ростиславичам. Победа, как мы видели, осталась на стороне последних, но они, воспротивившись насильственным поступкам Андрея, остались, однако, верны своим понятиям и продолжали смотреть на Боголюбского как на старшего в роде Мономаха. Так, когда Ярослав не умел удержаться в Киеве против черниговского князя и потом возбудил негодование в гражданах своим недостойным поступком{427}, то Ростиславичи послали к Андрею просить Киева опять брату своему Роману. В. князь хотел сперва знать положение дел на юге и потому отвечал им: «Подождите немного, пока придут ко мне вести от братьев из Руси»{428}. Но он не дождался этих вестей.

Мы видели, что Андрей, гоня все, что питало старый дух, выгнал с севера старых бояр отца своего и окружил себя новыми. Мы знаем также, что русские князья принимали к себе в службу пришлецов изо всех стран и народов; Андрей подражал в этом отношении всем князьям: он охотно принимал пришлецов из земель христианских и нехристианских, латинов и православных, любил показывать им свою великолепную церковь Богоматери во Владимире, чрезвычайно любил, когда кто-нибудь из них крестился: так, он крестил много болгар, жидов и язычников{429}.

В числе последних находился один яс именем Анбал: этот Анбал пришел к Андрею в самом жалком виде, князь принял его в свою службу и дал место ключника