* * *

21 января

В последний раз я писала в Югославии. По возвращении оттуда, зимой, мы поехали в Венецию. Это было как сон. Город казался таким хрупким по сравнению с летом, когда площадь Святого Марка – на мой взгляд, слишком аляповатую – заливает солнце. Зимой все краски приглушены и словно подернуты серой дымкой. Мы поселились в великолепном отеле – Серж уже останавливался в нем, когда снимали «Лозунг». После четырех месяцев, проведенных в Югославии, у нас захватывало дух от роскоши, великолепия и атмосферы старины. Мы сошли с катера, и нас мгновенно окутал низко стлавшийся туман, сопровождавший нас до самого отеля «Даниэли». Мы с Сержем провели три романтических дня в божественном номере; Кейт и Бренда в основном носились по площади Святого Марка, распугивая ободранных голубей. Лучшего способа вернуться к цивилизации и выдумать было нельзя, но на всем пути от Дубровника до Венеции меня терзала ужасная боль в боку. Водитель, которого Серж взял с собой в Венецию и поселил в одном из лучших номеров «Даниэли», был просто прелесть. Он, как ребенок, собирал и хранил все гостиничные счета – в доказательство того, что он и в самом деле здесь жил. На площади Святого Марка он просидел, не двигаясь, целых четыре часа и сказал, что никогда не видел ничего прекраснее и обязательно привезет сюда свою жену, чтобы все ей показать. Серж подарил ему магнитофон для машины. Прощаясь с нами, он выглядел смущенным: слишком много впечатлений. Было невероятно трогательно наблюдать, как он лучился счастьем. Так вот, именно Джон, наш водитель, сказал, что, возможно, у меня аппендицит. Я ему не поверила и в ответ только рассмеялась. В Париже я пошла к гинекологу, и он подтвердил, что у меня аппендицит, но мне все равно в это не верилось. Тогда он сделал тест на беременность, и угадай, что выяснилось? Анализ крови показал увеличенное количество кровяных телец. Значит, я беременна! Забавно было узнать, что внутри тебя что-то происходит, но врач тут же меня напугал. Он сказал, что я точно беременна, но не исключено, что плод находится в маточной трубе. Господи, от страха я чуть с ума не сошла!

– Если плод в одной из труб, его придется удалить, – сказал он.

– А сколько у меня этих труб?

– Две.

Я решила проконсультироваться с кем-то, кого я хорошо знала и кому доверяла, и позвонила мистеру Шнайдеру. Он велел немедленно приезжать. В тот же вечер мы с Сержем помчались в аэропорт. Если плод и правда находился в маточной трубе, его следовало как можно скорее извлечь, иначе меня разорвало бы изнутри! Рейсы в Лондон были отменены. Я чуть не умерла от тревоги. Мы с Сержем поужинали в ресторане аэропорта. Надежды улететь не было. Все самолеты возвращались в Париж, потому что Лондон не принимал.

Я смогла уехать только на следующий день и сразу отправилась к маме с папой, но их не было дома. Зато я застала Линду. Она напоила меня чаем и отвезла к доктору Шнайдеру. После осмотра он сказал, что никакого плода в маточной трубе нет, ребенок находится в правильном месте, но у меня, скорее всего, острый аппендицит, и нужна срочная операция, чтобы избежать риска, которому я подверглась накануне вечером и ночью. Поэтому в 19:30 я уже была в маленькой палате лондонской клиники. Меня провожала Линда, и я безмерно благодарна ей за ласковую заботу. Я попыталась связаться с Сержем, который остался в Париже. В конце концов мне удалось дозвониться до него в доме его родителей. Мне к этому времени уже сделали первый укол и вот-вот должны были везти в операционную. Он повел себя безупречно и повторял, как он меня любит. Мы все еще разговаривали, когда в палату вошла медсестра и приказала мне повесить трубку. За пять минут до того я поговорила с мамой и папой. Линда рассказала им, что происходит, и они бросили все свои дела в Сассексе и собрались ехать в Лондон.

Я пишу эти строки в последние минуты перед операцией. Мне очень страшно – вдруг я сюда уже не вернусь? По правде говоря, в голове у меня туман, и я жду последний укол. Я так влюблена, что готова умереть, зная, что меня окружают любящие люди – папа, мама, Линда и Эндрю. Как мне с ними повезло! Хотелось бы мне всех их сейчас расцеловать. Милая Кейт, darling Серж! Я так хочу ребенка от тебя. Господи, пожалуйста, не забирай его у меня! Странно, какое отчаяние охватывает, когда дописываешь свое последнее письмо. Боюсь, я слишком редко говорила маме и папе, как я их люблю, так же как Линде и Эндрю. В такие моменты, как этот, тебя охватывает неистребимое желание сказать им о своей любви. А Серж… Даже если бы мне предстояло прожить еще миллион лет, я никогда никого не смогла бы полюбить так же сильно, как люблю его.

17 мая

В понедельник утром мы прилетели в Японию. Летели с остановкой для дозаправки в Москве, где я купила Кейт куклу. Поспать в самолете не удалось, и в аэропорту Токио мое платье напоминало смятый носовой платок. Они не ожидали увидеть меня в таком состоянии, но были очень любезны и не осыпали меня проклятиями. В аэропорту собралось множество фотографов. Некоторые люди стояли с плакатами «Welcome Mr Gainsbourg and Miss Birkin»[117]. На выходе нас ждал огромный черный лимузин с сиденьями, покрытыми кружевом. Мы уселись в салоне – Серж и я со своей корзиной, которая весила целую тонну, потому что в самолете я набила ее всякими goodies. С покрасневшими глазами, без косметики, в мятом платье – я была совершенно не готова к тому, что нас выйдет встречать так много народу. От цветов в машине нас почти не было видно.

Автомагистраль в Токио. Чудовищная пробка. 15-минутный путь занял у нас почти час. Дорожная сеть здесь представляет собой настоящий лабиринт, проложенный между домами и, кажется, ведущий прямо на 11-й этаж небоскреба. Чувствуешь себя словно в городе Бэтмана в 2000 году! Возможно, лет через десять и Трафальгар-сквер превратится в нечто похожее. Мои знакомые говорили мне о Токио кошмарные вещи: якобы город лишен своего лица, над ним не видно неба, а только серая завеса смога, но я думаю, что это уникальное в мире место, абсолютно современное и к тому же переживающее потрясающий экономический подъем. Да, здесь не хватает истории, но в каком-то смысле это и придает ему индивидуальность и собственный характер. Под виадуками приютились маленькие домики, в которых живут люди; они ходят узкими улочками и переулками; отовсюду доносятся аппетитные запахи; тут и там мигает огнями реклама, в том числе неоновые вывески Coca-Cola. Пешеходы снуют туда-сюда посреди миллиона автомобилей, но, несмотря ни на что, женщины в кимоно церемонно приветствуют друг друга и вежливо раскланиваются – такое впечатление, что у тебя перед глазами ожил японский эстамп.

Мы живем в очень современном отеле, расположенном неподалеку от Телевизионной башни Токио, которая служит антенной и напоминает Эйфелеву башню, только оранжевого цвета. Потолки в нашем номере были выше, чем у других; нам предоставили люкс с гостиной, в которой стоял огромный цветной телевизор. Мы ужинали с пресс-атташе фильма «Марихуана»; он же взялся повсюду сопровождать нас. Сержа слегка пошатывало, да и мне стоило немалого труда сосредоточиться на том, что нам говорил этот человек, – из-за разницы во времени и из-за того, что в самолете не удалось поспать. Я клевала носом; в голове все плыло. Ему хватило деликатности сказать, что до завтра у нас ничего не запланировано, и мы отправились к себе. Я проспала до полуночи. Когда проснулась, мы заказали в номер так называемый «полночный сэндвич», после чего снова рухнули спать. Наутро, около семи часов, возле стойки портье нас ждала девушка, чтобы везти на телевидение. Наше появление на экране должно было состояться с 7:30 до 7:50, минута в минуту. Нам преподнесли в дар два восхитительных кимоно с надписью по-японски «Я хозяин». Только позже я узнала, что таков старинный японский обычай – по каждому поводу дарить друг другу подарки.