– А почему он Шестой? – спросил Фитин.

– Контрразведка и тогда знала, что, кроме пяти известных всем убийц Распутина, был шестой участник расправы. Это и был Райнер. Отсюда он и Шестой…

– Если не секрет, чем закончилось это дело для вас лично? – поинтересовался знакомый на своём опыте с наказанием за инициативы Эйтингон.

– Выговором по службе и отправкой в отпуск. Я уехал в Сибирь. Там и узнал об убийстве Распутина. И никто тогда не взял на себя смелость сказать, что главным участником и организатором убийства старца был не великий князь Дмитрий Романов, не князь Юсупов и совсем не Пуришкевич, а английский капитан. Мало им было дискредитировать династию. Стоило Распутину серьёзно заговорить при дворе, что нужно прекращать войну с Германией, как его и прихлопнули. Вот такие у нас, с позволения сказать, союзники были тогда и есть сейчас. В этой связи очень логично и появление в Москве осведомлённого о золоте Колчака Серова. Всегда нужно помнить ещё одну аксиому: англичане вполне искренне считают, что если где-то что-то плохо лежит, то это «что-то» принадлежит исключительно им. Думаю, что и американцы, как ближайшие и кровные родственники англичан, в этом вопросе абсолютно такие же бесстыдники.

– Как-то путано вы строите разговор, товарищ генерал-лейтенант. Распутин. Англичане. Золото. Вы, часом, не забыли о немецком ревизоре? – напомнил Фитин.

– Ревизор тоже интересуется золотом Колчака, – напомнил Эйтингон.

– Не тяните кота за хвост. Что из всего этого следует? – начинал уже злиться Фитин.

– Я повторюсь: из этого как минимум следует, что немцы теперь не рассчитывают на скорую победу немецкого оружия. Иначе бы посчитали, что золото Колчака от них в любом случае не уйдёт, – высказал действительно своё мнение Сергей Георгиевич. – А ещё скорее всего последует проявление английского интереса и к золоту, и ко мне, как к источнику в нашем Генштабе.

– У вас есть какой-нибудь план? – в свой черёд спросил Суровцева Федотов.

Суровцев пожал плечами:

– Есть план. Но он требует многих согласований на самом высоком уровне. Я возьму на себя смелость письменно изложить свои соображения. Надо многое продумать. Пока скажу главное: время и место встречи и этому, и другим ревизорам, если они появятся, буду назначать я. Не хватало ещё, чтобы русский генерал, как институтка, бегал на тайные свидания с агентами иностранных разведок.

Хозяин кабинета и гости испытали некоторое облегчение после этих слов генерала. Хотя никто из них не согласился, что такой подход есть хорошо. Ангелина, в отличие от всех, встревожилась после такого заявления мужа:

– У генерала Суровцева в последнее время и без того слишком много обязанностей. А вместе с ними и ответственности. И конца этому не видно, – заметила она, глядя на Сергея Георгиевича.

– Надо сказать, что во время войны решительность и смелость крайне востребованы, – проговорил Федотов.

– Не стоит быть смелее своих непосредственных начальников, – едко и многозначительно ответила женщина.

– В нынешнее время смелость иметь молодую, красивую и умную жену, – пошутил Фитин. – Ответственность опять же…

– Должна заметить, что я и сама в состоянии за себя отвечать, и даже постоять за себя могу, – почти огрызнулась необычайно теперь разговорчивая молодая генеральша.

– И что же вы будете делать, если вас, такую красивую, опять потащат в какую-нибудь служебную машину? – язвительно поинтересовался Фитин.

– Стрелять, – не моргнув глазом, ответила Ангелина.

– Ваша школа? – предположил Павел Михайлович, глядя на Суровцева.

Своим молчанием Суровцев не оставил ни у кого сомнений в том, чья это школа.

Замысел грядущей операции ещё только складывался в голове генерал-лейтенанта Суровцева. Он не знал детали, но осознавал главное: сложившуюся обстановку нужно использовать максимально продуктивно. А именно, таким образом, чтобы абвер Канариса впредь даже не помышлял оказывать на него давление. То, что на него это давление пытаются оказывать, да ещё через его причастность к золоту Колчака, что напоминало прямой шантаж, он уже не сомневался. Нужно было так напугать немецких агентов, чтоб в ближайшее время у них даже мысли не возникало приближаться к нему близко. Англичане…

Будучи уверенным, что Серова они будут использовать, не посвящая бывшего капитана второго ранга в конечные свои планы, он примет предложение о встрече. Учитывая, что в Москве сейчас находится Райнер, а также будучи уверенным в том, что англичане пользуются данными из ведомства Канариса, можно было подумать уже о том, чтобы не только прекратить его успешную карьеру основного убийцы Распутина, но и попробовать перевербовать его. Сделать это можно достаточно просто, зафиксировав для англичан многолетнюю связь английского связника Серова с немецким агентом Новотроицыным, чем как минимум, дискредитировать Райнера.

И немцы и англичане, был он уверен, установят давнее знакомство двух бывших белогвардейцев ещё по Крыму. «В любом случае можно будет поднять большую муть, чтоб в этой мутной воде ловить свою рыбу. Не всегда же этим заниматься исключительно английской разведке», – думал Суровцев. Находясь в кабинете Эйтингона, он отдавал распоряжения Демьянову:

– Передайте нашему немецкому гостю: пусть убирается к чёртовой матери обратно за линию фронта. Пусть вас и Новотроицына с собой прихватит. Я, скажите, не желаю иметь дело с идиотами. И постарайтесь, чтобы уже сегодня мой ответ узнали в Берлине.

– А если он будет настаивать на встрече? – задал крайне важный вопрос Демьянов.

– Он и будет настаивать. Скажите, если у него «горит» и он располагает свободным временем, то я могу уделить ему только три минуты для разговора в антракте, на спектакле в театре. Другое время, передайте, мне не принадлежит. И вообще, хорошенько напомните, что моя должность предполагает хорошую охрану и постоянное за мной наблюдение. Ты в свою очередь, – говорил он уже Ангелине, – скажешь Серову, что я также готов встретиться с ним в это же время. В антракте. Во время того же спектакля.

– Мы с тобой идём в театр? – удивилась Ангелина.

– А если мы не получим санкцию руководства на операцию? – в свой черёд спросил Эйтингон.

– Если не получим, – сказал генерал, – мы с женой до окончания войны в театр точно не попадём.

Чтобы не связывать себя очередью в гардеробе, супруги оставили верхнюю одежду в автомобиле. Впрочем, зимней гражданской одежды у Суровцева и не было. Никак не находил времени, чтобы ей обзавестись. Как не находил и особого желания это сделать. По лёгкому морозцу, в сопровождении Черепанова, который был в чекистской форме, быстро прошли от машины в помещение Театра Красной армии. При ярком свете гигантских люстр, в отлично сшитом костюме Суровцев сейчас был больше похож на дипломата, на актёра академического театра, даже на иностранца, нежели на советского генерала. Миниатюрная Ангелина в вечернем длинном платье с песцовым манто на плечах оттеняла его, даже и в гражданском костюме, достаточно мужественный облик. Черепанов следовал в нескольких шагах от этой красивой пары.