— Выйдите, — ровно роняю я, и моя «группа поддержки» без лишних слов сваливает из помещения.

Есть определенные вещи, которые я не хочу доверять никому, кроме себя.

Например то, что здесь и сейчас я буду говорить о своей Маргаритке. Которую мои сотрудники знают.

Вот и пусть знают только её. А её секреты останутся только моими. 

— Помнишь её, — я показываю фотографию Маргаритки, сохраненную на телефоне. Не ту, с росписи, её я вообще убрал в самую дальнюю папочку, другую. Одну из рабочих.

Огоньки узнавания в глазах Чугая я замечаю весьма отчетливо.

— Помнишь, — я поощрительно улыбаюсь, — значит, расскажешь мне о ней все, что знаешь, и я, так и быть, отдам тебя своим друзьям из полиции без переломов.

— А чего о ней рассказывать, — скалится Чугай, — шлюха она. Беглая. Адресок подкинешь, она мне денег должна…

Нет, ну что поделать, если человек так не беспокоится о собственном здоровье?

Кто сказал, что я ищу повод?

Тот совершенно прав. И в принципе можно даже не искать поводы уж очень далеко.

По мне было достаточно того, что этот ублюдок с ней спал. Но ведь дело было не только в этом.

Его видели с ней последним. Многие знакомые из тех, кого расспрашивали мои информаторы, рассказывали, что Чугай именно что позиционировал себя как парня юной Маргаритки, шугал от неё кавалеров, снимал для неё квартиру. Но в какой-то момент она от него сбежала. Ушла на дно, бросила университет за полгода до диплома, порвала все контакты со всеми знакомыми бывшего. Нигде не задерживалась подолгу. Цеплялась за всякую работу.

Бежала от мужчин.

— Что ты с ней сделал, урод? — шепчу я, склоняюсь к уху Чугунного, когда костяшки уже начинают пульсировать от боли. — Тебе лучше сказать, иначе я просто тебя в морг укатаю. 

Из склада я выхожу через сорок минут, когда откровения Чугунного приобретают необходимый мне характер откровенности. Киваю оперативникам, что урода можно забирать. Нахожу взглядом годами проверенного приятеля, подхожу к нему.

Чем хороши старые друзья? Правильно. Тем, что понимают без лишних слов.

— Ты вроде завязал, Влад, — хмуро комментирует Валерка, протягивая мне пачку с сигаретами и зажигалку.

— Вроде, — первая затяжка, самая глубокая, чтоб прижечь всю беснующуюся внутри меня темноту.

Цветочек, Цветочек. Хрупкий, нежный, истерзанный. Мне не в новинку такие истории, но именно из-за твоей настроение крепко так скатывается туда, где темно и плохо пахнет.

Сколько ж сил нужно иметь, чтобы бороться за свою жизнь после такого? Другая на твоем месте с моста бы сиганула с камнем на шее, а ты еще даже со мной находишь силы воевать. И почему тебе вообще выпало перенести столько мерзостей? Ты ведь не для этого. Совершенно.

— Извини, я вырубил тебе этого урода. — произношу, швыряя сигарету в урну после второй затяжки. — Своими ногами не дойдет.

Была б моя воля, он бы своими легкими дышать перестал…

— Не дойдет сам, донесут, значит, — философски пожимает плечами мой приятель, — спасибо за наводку. Мы уже задолбались ловить эту гниду. Вечно уходит.

Я не успеваю никак прокомментировать насчет того, что кому-то пора заняться ловлей крыс в рядах союзников.

В кармане начинает вибрировать телефон. Звонят с пункта охраны моего дома. Что-то случилось с Цветочком? А ведь я еще даже толком выбитую из Чугунного информацию не обработал.

— Владислав Каримович, — голос охранника уже выдает его тревогу, — а уточните нам информацию. Ваша жена может покидать дом только в сопровождении телохранителя или просто в сопровождении вашего поверенного тоже можно?

— Только с телохранителем, — я слышу, как тихо втягивает воздух, осознавший чей-то прокол охранник. Вряд ли свой — этого мужика я знаю, он дельный. Ну, был по крайней мере. — С кем вы её отпустили?

— По камерам она уехала с Юрием Городецким, вы с ним работаете, — торопливо отчитывается мой собеседник, — мой сменщик решил, что раз у этого мужика есть пропуск, значит, с ним можно.

Интересно, в этом мире когда-нибудь закончатся идиоты? Или это слишком дерзкая мечта?

Что ж ты делаешь, Юрик? У тебя, что, конечности лишние завелись?

— Вот здесь, — пухлая папка с заявлениями громко бухает об стол явившейся из архива работницы ЗАГСа. Это не та тетка, что расписывала меня и Ветрова, и слава богу. Я была искренне уверена, что она тут же стуканет Ветрову о моем появлении.

Папка продатирована месяцем-числом и годом. Надо же, Ветров подал заявления за нас обоих аж за полтора месяца. А я думала, все в последний момент рисовали.

Получается, действительно все по закону, по крайней мере внешне.

Но все ли так глубоко продумано в деталях?

— А вот и оно, — Анастасия Аристарховна с видом валькирии-победительницы вытягивает из стопки заявлений то самое. С моей фамилией и именем.

Я мельком проглядываю бумагу. Заполнено мелким почерком, по всей видимости, кого-то Ветров на это подрядил. Подпись — вот что волнует меня больше всего.

Подпись…

Может быть, он просто подсунул мне заявление среди каких-то бумаг на подпись?

Я ужасно боюсь, что это так. Я осторожна, очень, я не подписываюсь под чем попало — спасибо, жизнь и так меня побила, но может быть… В запаре… Промазала взглядом, не прочитала бумагу, просто поставила свою закорючку рядом с галочкой… И потом это вылетело из головы…

Не уверена.

Очень похоже. Очень-очень похоже… Но… Я же не настолько невнимательна, да? Ладно, черт с ним, экспертиза разберется.

— Я могу его взять на время? — спрашиваю нерешительно, поднимая взгляд. — Мне очень нужно сделать экспертизу.

Моя слезливая история о муже-тиране, который силой навязывает мне брак и все подстроил — пробрала эту тетку до глубины души.

— Под расписку, — кивает она понимающе и двигает ко мне лист бумаги.

Из ЗАГСа я выхожу с заявлением во внутреннем кармане жакета и какой-то неясной легкостью на душе.

С ума сойти. Неужели у меня все-таки получится?

Юра обещал, что один его приятель готов прикрыть меня от Ветрова и помочь добиться признания брака недействительным.

Я и не рассчитывала, что сбежать удастся настолько быстро. И просто.

Юра ждет меня у машины, галантно открывает дверь. В последние несколько часов откровенных взглядов и откровенных жестов с его стороны стало гораздо больше, чем за полгода до этого.

Ну, он хотя бы не делает из меня инкубатор, предназначенный исключительно для оплодотворения.