Через время мы с папой вышли из квартиры. Путь наш лежал через двор. К нашему несчастью там развешивала белье старуха Гутник. Это была одинокая женщина, потерявшая в войну всех детей и мужа. Она была безвредная, но со странностями. К моему папе старушка испытывала противоречивые чувства, и, наверное, поэтому называла его «товарищ Абрам», но «Алексей Степанович». Гутник не видела в этом противоречия. Она всегда находила тему для жалоб. В тот раз нам также уйти незамеченными не удалось. «Товарищ Абрам!», – раздалось в округе. Мы смирились с судьбой и остановились.

– Слушаю вас, мадам Гутник, – ответил ей папа.

– О! Вот вы слушаете, а я вся киплю!

– Ше такое? Шё случилось?

– Что случилось? А вы посмотрите вокруг, и сами увидите!

Мы не раз обернулись вокруг своей оси, но ничего не заметили.

– Я очень извиняюсь, мадам Гутник, но где шё? – проговорил отец;

– Вы не видите? Вот так вот! Уже привыкли!

– Дайте подсказку! Я вас умоляю!

– Вы уже взрослый! Какая вам нужна подсказка? Смотрите лучше! Не придуривайтесь! Лучше скажите мне, сколько будет длиться это безобразие? Это же уму непостижимо!

Папа решил действовать тоньше.

– Я извиняюсь! Вас не устраивает, как течет вода? Или шё падают абрикосы?

– Какие абрикосы? Абрикосы… Вон там в углу! Видите?

В углу двора, возле дворового туалета, была разлита лужа. Видимо кто-то, что-то вылил, не дойдя то места назначения.

– Да. Теперь вижу, – сказал папа. – Вы правы. Но она сейчас высохнет.

– Высохнет? Этот грязь – срач? И вы думаете, этого достаточно?

– А шё я могу сделать? Это же законы природы.

– Нет! Ну, вы посмотрите! Как вам это нравится? Вы, товарищ Абрам, проявляете тут, я не знаю что! А надо реагировать!

– Хорошо, мадам Гутник. Ваше заявление получено. Меры уже принимаются.

– О! Это другое дело! Пока не станешь на принцип, ничего не добьешься.

– Я могу идти, мадам Гутник?

– Да, теперь идите. Но только в следующий раз, товарищ Абрам, не пытайтесь от меня отделаться шуточками и отговорками. Реагируйте на жалобы граждан оперативнее.

– Так и будет! Всего вам доброго!

Мы, наконец, вышли на улицу. Я не выдержал.

– Па! А чего ты с ней вообще разговариваешь? Прошли бы мимо, да и все.

– Вот, когда тебе будет столько, сколько ей, тогда я на тебя посмотрю. И не дай бог тебе пережить то, шё она пережила!

Ответ отца меня озадачил. Я такого не ожидал. Жизнь, ведь, такая светлая! А если что-то и случается, так родители есть рядом. В случае чего, они меня в обиду не дадут. Но в тот момент я вдруг осознал, что так будет не всегда. Не всегда я буду молодым. И родители не вечны… Что-то сжало мне сердце. Легкость куда-то подевалась. Мне на миг даже стало страшно. Но папин голос меня вернул к действительности.

– Ну, хорошо, – сказал, отец. – Я тут пройдусь до одного человека. А ты куда? К Червякову?

– Ну, да. Его папа из Камбоджи приехал. Интересно.

Мы разошлись. Папа по своим делам, я – к Червякову. Но вечером, за ужином я узнал к кому ходил отец, и что он выяснил. Это было намного увлекательней, чем рассказы отца Сашки Червякова о жизни в Камбодже, где были змеи, джунгли и город Пномпень.

Василий Иванович Кобыльченко был уже на пенсии. Но его знала вся Одесса, или в худшем случае, ее половина. Совсем недавно Кобыльченко возглавлял Одесский Областной Отдел народного образования, сокращенно ОблОно. Прием учеников в школы, их отчисление, награждение медалями тех, кто оканчивал школу с отличием, перемещение учителей и многое другое входило в сферу деятельности ОблОно и его руководителя. Надо ли говорить, какой властью и влиянием обладал Василий Иванович в городе и области.

По роду своей деятельности он регулярно встречался с сотрудниками КГБ. Их интересовало многое, а, возможно, и всё. Советское государство внимательно следило за умонастроениями учителей, подрастающего поколения, и не отпускало процесс воспитания и обучения граждан на самотек. С учителями и их учениками непосредственно работали структуры коммунистической партии, охватывая весь школьный контингент схемой «октябренок – пионер – комсомолец – коммунист». Почти все учителя и ученики были звеньями в этой цепи соответственно своему возрасту. Но это не мешало «конторе» проводить и индивидуальную работу. Схема не охватывала все 100 % учительско-ученического состава. Были и отщепенцы. То есть те, кто не состоял ни в партии, ни в комсомоле, ни даже в пионерах с октябрятами. Например, к ним относились баптисты, или, что еще хуже, религиозные евреи. И те, и другие, не отпускали детей на учебу в субботу, запрещали им участвовать в общественной жизни коллектива. Такие субъекты вызывали повышенный интерес со стороны Комитета. Областной Отдел народного образования располагал обширными сведениями об учителях, учащихся и их родителях. Кроме того, в сферу ответственности ОблОно входила и система профессионально-технических училищ, где студенты получали среднее образование наряду с рабочей специальностью.

Именно поэтому мой отец отправился к Василию Ивановичу Кобыльченко в тот день. Вряд ли в Одессе был больший знаток системы образования, чем Кобыльченко. Вряд ли кто-то другой знал все ее тонкости лучше него. К тому же их с отцом связывали долгие годы дружбы. Василия Ивановича не интересовали перипетии папиной судьбы. Он по-прежнему поздравлял родителей с днями рождения и праздниками. С Кобыльченко можно было поговорить откровенно.

В тот вечер ужин у нас дома прошел почти молча. Мы говорили только о еде и незначительных новостях. Когда на столе уже стоял чай, папа сам вдруг начал разговор. Размешивая сахар, он, не обращаясь ни к кому, сказал:

– Я сегодня ходил к Кобыльченко.

– Зачем? – спросила мама.

– Пришла мысль в голову. Борику я ее уже рассказал.

– Ну, теперь мне расскажи. Мне тоже интересно.

– В двух словах, так. Эти…, ну, кто Мишку…

– Я поняла.

– Да. Так, я думаю, шё тот, кто их к этому делу привлек, тот их и укрывал.

– А с чего ты взял, что их вообще укрывали? Может они, как ходили в школу, или куда там, так и ходят?

– Не думаю.

– Чего?

– Ну, потому шё они ж не профессиональные убийцы. Скоре всего, им поручили побить Мишу. Ну, в худшем случае, подрезать. Но не убивать. Я в это не верю.

– Почему ты не веришь?

– Потому шё на такое дело, как убийство, берут проверенных. А эти… Сопляки. Таким доверять такое дело не станут. В последний момент могут все испортить. Испугаются.

– А кто их нанял вообще?

– Да кто? Тот, кто был заинтересован.