Он фыркнул:

— Хотите сказать, я купил за гору золота ужин, который раньше получал бесплатно?

— Вы с самого нашего знакомства пытались купить то, что нормальные люди друг другу с радостью дарят. Но вам так было непривычно и неудобно, поэтому мы наконец-то пришли к полностью рыночным отношениям. Насколько это возможно в ситуации, когда один из участников не может уйти.

Она ждала, что он будет спорить, но он не стал. Она смотрела в огонь, в памяти мелькали картинки, качались тени, она вспомнила и решила сказать ему.

— Я знаю, как я с вами расплачусь. Информацией. Интересно?

— Ну попробуйте, — без энтузиазма предложил он, она повернулась к нему, стала загибать пальцы:

— Сегодня после обеда в вашем дворце была женщина. Она ходила по Дворцу Наследника, психовала и что-то искала. Ей на голову совершенно случайно упала крыса, побегала по причёске и забралась под одежду, женщина срывала с себя костюм кусками, скорее всего, там остались следы, всякие нитки. Я не видела её лица, но могу в подробностях нарисовать украшения в её причёске.

Министр скептично двинул бровями, но кивнул:

— Нарисуйте. Ещё что-нибудь?

— Примерно час назад в доме Хань проводили какой-то ритуал на Аллее Духов, но у них очень плохо получалось, потому что там не было мужчин.

— Какой именно ритуал? — он выглядел скучающим, но в голосе мелькнула злобная жадность, Вера усмехнулась:

— Я не разбираюсь в ваших ритуалах, и с высоты птичьего полёта мало что видно.

— Вы летали над домом Хань? — его голос источал недоверчивую иронию, Вера отвечала максимально прохладно — она уже видела, что ему интересно, а вредничает он просто по инерции, потому что привык относиться к её видениям несерьёзно.

— Я летала над вашим домом, в дом Хань меня никто не приглашал. Но учитывая то, что меня пригласить пригласили, а двери не открыли — пришлось топтаться на крыльце, и совершенно случайно краем глаза замечать интересное.

— Как выглядел ритуал?

— Женщины были в белом, с капюшонами, каждая с двумя факелами, они ходили кругами по аллее, кланялись третьему от алтаря постаменту, одна стояла у алтаря под крышей, не делала ничего. Вы что-нибудь видите при телепортации?

— Ничего, это происходит мгновенно.

— Когда мы телепортируемся вместе, я вижу вас. И когда вы меня сюда телепортировали, полчаса назад, я видела, как мы идём по Саду Камней. Нам навстречу шла старая женщина и трясла порошок из тлеющего мешочка на палочке. Вы сказали ей: "Я тебя не звал, уходи", и она исчезла.

Он качнул головой и мрачно прошептал:

— Мистика какая-то. Но я всё проверю, хорошо. Это всё?

— Пока да. Мало?

— Мало, — он начал улыбаться, опустил глаза на тетрадь в её руке: — Раз уж мы решили рассчитаться информацией, то я хочу ещё кусок. Вот этот.

— Нет.

— Почему?

— Потому что это тайна личной переписки.

— Мы же уже говорили об этом, я имею право на любые…

Вера бросила тетрадь в камин.

Министр замер с раскрытым ртом, посмотрел на Веру как на безумную, уточнил:

— Вы с ума сошли?

— Я веду себя в точности так, как вы советовали. Раз уж в вашем мире не работает закон и мораль, я буду заботиться о своей безопасности сама, и защищать свою тайну личной переписки, тем способом, который мне доступен.

— Вы три часа над этим работали! Вы потратили на это время, которое вы цените выше всего в мире. Или я чего-то не понимаю?

Он выглядел совершенно сбитым с толку, и возмущённым до глубины души, она не могла точно сказать, чем больше — её поступком или убежавшей от него информацией. Вера села поудобнее и посмотрела на министра с усталой улыбкой старого больного монаха:

— Я потратила время, да. Но я не выбросила его в огонь, оно не материально. Всё, что я делаю, навсегда остаётся со мной, я не создавала вещь, а строила план и оттачивала навык, с этим навыком я могу создать вещь в любой момент.

— У вас и до этого навык был высокий. Вы просто себя успокаиваете.

"Дзынь."

— Я нарисовала этот рисунок двадцать девять раз. Нарисую и в тридцатый.

Министр беззвучно ругнулся и отвернулся, повисла тишина, Вера смотрела в огонь и пыталась угадать остатки тетради, но раскалённый воздух качался и обманывал, а от пристального вглядывания заслезились глаза, пришлось их закрыть. Голос министра прозвучал глухо и тихо, как будто он даже не пытался скрывать свои по полу размазанные чувства:

— Вам понравился генерал Чен?

— Да. Я говорила вам об этом на балу.

— И вы собираетесь вести с ним переписку?

— Да. Вы меня ему представили, он мне написал, я должна ответить. Если я не отвечу, это будет как минимум невежливо. Или у вас по-другому? Если вы меня ему представили, значит хотели, чтобы мы продолжили знакомство. Правильно? Если бы он хотел, чтобы его письмо читал кто-то, кроме меня, он бы отправил его незапечатанным. Если я покажу его письмо кому-то, я буду нехорошим человеком, мне было бы ужасно неприятно, если бы моё личное письмо кому-то показывали.

Министр молчал, Вера открыла глаза и посмотрела на него, ровно сказала:

— Вы же хотите его заполучить. И вы сказали об этом мне, и за руку меня к нему подвели. Что теперь не так? Каким образом я должна с ним наводить мосты, чтобы вас это не нервировало? Я с ним не закрываюсь в спальне, не хожу по театрам, даже не разговариваю по телефону, это всего лишь письмо, я не могу представить себе более невинную вещь. Чего вы от меня хотите? Начните со слов "я хочу".

Он молчал, Вера смотрела в огонь, упиваясь тонким изяществом своей речи — она врала, так нагло и бессовестно врала, что сама собой восхищалась, но при этом не сказала ни единого слова неправды. Правдивые и логичные слова были неоспоримо верны, но лживы по сути, "часы истины" на них не реагировали, а амулет против Веры делал её холодной и не зависимой от чужой боли, это оказалось очень удобно.

«Потные ладони к делу не пришьёшь, господин министр. Тахикардию не обоснуешь любовью несомненно, сладкие мурашки не принесёшь в суд. В моей жизни так мало приятных ощущений, что с этими я не расстанусь ни за что. Я не покажу их вам, вы их не изучите, мучайтесь неведеньем, вы это заслужили. Эту информацию вы не купите за всё золото мира, потому что есть вещи, которые не продаются.»

Тишина в комнате была осязаемой, но Веру не трогала — её вообще теперь ничего не трогало, если бы министр не дышал, она бы о нём забыла. Спустя несколько минут, с его стороны раздался шорох, он тронул наушник и сказал:

— Да, я понял. Выхожу, — встал и улыбнулся Вере, поправляя комбинезон: — Ещё одни гости пожаловали, вы очень популярны. Как только унюхали, косяками пошли.